– Как же ты сама-то подошла.
– Бабушка, я же говорю тебе – знамение, он очень хороший. Мы будем учиться вместе, я через год тоже поступлю. А потом он останется преподавать в университете, а я буду работать а Пушкинском доме рядом.
– Они тебя уже взяли – в Пушкинский-то?ъ
– А как можно меня не взять? У меня будет хорошее образование.
– Что-то мне подсказывает, что котлеты мне придется туда носить.
– С удовольствием. Пусть только примут. Я древнерусскую литературу, знаешь, как люблю. Запрусь на замок и буду там жить. А Игнат будет за мной приходить и забирать.
– Видно, он и вправду замечательный молодой человек. А ты не торопись, ребёнок, не торопись.
Первая половина февраля была холодной. Передвигались перебежками. Больше сидели дома, читали вслух, рисовали карты. Раз он снял её с турника, где она, вися, в ответ на его вопросы цитировала наизусть определения из исторического словаря, и поцеловал. Она смутилась. Было приятно, но потом плохо соображалось, и она ушла в крайнем беспорядке и путанице.
В храме она подавала благодарственные записки и радовалась, как устроилась её жизнь. Иногда думала про знамение, гадая, сбылось оно уже или нет. Старец Игнатий безмолвствовал.
В один из дней она бежала из школы на занятия к Игнату вдоль канала и увидела под мостом уток. Они жались друг к другу. Самые отважные спрыгивали в прорубь у опоры и курсировали взад-вперед, подавая знак проходящим. Марина развернулась, купила в ближайшей булочной две буханки хлеба и спустилась ближе к воде.
– Утки. Эй, утки, идите сюда. Держите, утки. Отойди, не обижай, – она ломала хлеб обеими руками, широко размахиваясь, кидала тем, кого оттесняли более бойкие, хлеб застывал на лету, крошился, под ногами топтались голуби. Буханки быстро закончились.
– Утки, не грустите. Грейтесь как-нибудь, я вернусь.
Она опоздала. Игнат, в куртке и ботинках, открыв дверь, молча прошел в комнату, сел за стол лицом к стене и уставился в книгу. Она села на соседний стул, недолго покачалась – и слегка толкнула его плечом в плечо. Он молчал. Она улыбнулась и снова прислонилась.
– Что ты? Не обижайся. Я пришла, – прошептала она ему в ухо.
Не глядя на неё, Игнат сосредоточенно переворачивал страницы.
Она встала, отошла к окну, потом вернулась, встала за спиной и провела ладошкой над его головой:
– Ты что? Ну что ты. Утки, они такие большие, теплые, умные. Давай вместе пойдем их кормить.
Он не шевелился и не отводил взгляд от книги, и вдруг резко откинулся назад и сложил руки на груди. Она вздрогнула и отдёрнула руки. Игнат смотрел в стену в одну точку, глаза воспаленно блестели, губы сжались. Потом медленно и монотонно по слогам продекламировал: