Вирус турбулентности. Сборник рассказов (Амалфеева) - страница 28

– М… Красота! Да, весёлое было время. За кроссовки из пионеров исключали. Мишка Исаков сказал, что мечтает стать директором магазина, так его вообще не приняли, на общем собрании воспитывали и в газету поместили. Полгода у раздевалки висела.

– А девочка эта, как её там, Самойлова, пятый класс или шестой, не помню, принесла на урок пачку красных флаеров "Мир. Труд. Май!" Где-то в хлебном взяла на столе. Средние классы тогда повально в сказочные королевства играли, красочная бумага была дефицитом. Она её просто как красивый фон использовала. Написала на обратной стороне тайные задания для игры и вложила всему классу в учебники.

– Бедные родители. И что? – Ирочка поерзала на стуле.

– Хотели привлечь за антисоветскую агитацию, но мама оказалась секретарем партийного комитета – не стали раздувать. А она так и не поняла ничего – ребёнок.

– Секретари эти тоже несчастные люди. Раньше ни директором, ни завучем не станешь, если не член партии. Примут насильно и бдят неусыпно. Ни за что бы не пошла. Слушайте, Ангелина Васильевна, а помните Зою Степановну из пятой школы? Директора?

– Кто ж такое забудет.

– Ир, представляешь, она пришла как-то на работу не в настроении, дома что-то случилось, муж запил или дочка заболела, невыспавшаяся, уставшая. Раздевалась в приемной и сказала секретарше: устала, говорит, не могу, хоть в реку прыгай. И, что думаешь, через час её под белы руки вывели, посадили в машину и увезли. В психушку! Секретарь позвонила, куда надо, – и готово. Бдила.

– Так она вышла потом? Восстановили?

– Вышла, но не сразу. Дочка долго добивалась. Её кололи чем-то. В школу уже не вернулась. Да, может, ты помнишь её, в нашем храме, горбатенькая такая, свечки продавала.

– Нет, не помню, я не хожу, мама бывает иногда, спрошу.

– Фу, девчонки, что-то мы о грустном. Наливайте.

– А чё такого-то? Жизнь она есть жизнь. А как медали распределяли, Ангелина Васильевна, а? По разнарядке сверху. В облоно делили, потом в районо делили. Кому сколько по три пятьдесят – серебряных, а кому сколько по пять рублей – золотых.

– Столько стоили?

– Где-то так. Мой первый выпуск так говорил: ты меня дороже на рубль пятьдесят.


– А если учеников больше?

– Больше не бывало. На экзамене всегда можно вместо пятерки поставить четыре, а вместо четыре – три. Пошла я покурю, – с шумом отодвинулась от стола, – Ангелина Васильевна, я тут, а? Окно откроем. Тепло ещё. В прошлом году на День учителя дождь лил, а в этом  – осень золотая, – Ольга открыла нараспашку высокую створку и просунула руку за решётку, – Хорошо! Мои ребята вообще умницы были. Первый выпуск – такие взрослые. Взрослее нас, своих педагогов. Парни почти все в Афгане погибли, а девчонки – кто куда. Ой, ладно, вот помню как с Васькой, первым мужем, решили после работы на природе пива выпить. Мне ж нельзя на людях. Он в магазин зашел, взял пару бутылок, сели в чужом дворе, под кустики, только пивнула: Здрасьте, Ольга Константиновна, – Пашка Крылов. Добрый день, говорю, Паша. А у самой в руках бутылка и на губах усы пивные. Ладно, говорит, Ольга Константиновна, не смущайтесь, с праздником Вас. И пошёл. Он первый погиб, Пашка. А я с тех пор пиво на улице не пью, – Ольга улыбнулась, стряхнув с горохового подола прилетевший пепел, – а вообще, надоело по углам прятаться.