– А зачем это нам знать?
Сразу тишина в кабинете настала, все на меня уставились и смотрят так удивлённо, словно решают пустить меня в САК или нет, но тут неожиданно первый секретарь рассмеялся, и это, наверное, меня, и спасло. А секретарь и говорит:
– А как же? Вот встретишься ты с американцем, а он тебя и спросит, дескать, что такое есть социальная основа твоего государства, а ты, вдруг, не знаешь. Вот позор-то для страны Советов.
Я уже потом после захода в Датч-харбор подумал, и что это меня там, в Датч-харборе, никто из местных алкоголиков, с которыми я бадуайзер на
брудершавт глушил, про всякие там государственные основы не спрашивал? А то бы я блеснул знаниями.
Так что, когда мне помполит газету поручил делать, я возмущаться не стал, думаю, ну его, этого помполита, лучше не спорить, а то характеристику испортит и будешь тогда всю жизнь на Камчатке, за деревянные рубли вкалывать. Вообщем, взял я тогда ватман, карандаши и стал газету к женскому дню сочинять. Написал крупными буквами посередине вверху надпись: «Восьмое марта – международный женский день» и стал придумывать стихи для каждой из наших «афродит».
Наши женщины были разного возраста, разной внешности, упитанности и обаяния, но на усталых моряков производили впечатление идеалов женской красоты. На время рейса вся слабая половина человечества умещалась для нас в этих женщинах и всю остальную слабую половину, мы сравнивали с ними. И описывая какую-нибудь мужскую победу, кто-нибудь говорил так:
– Как-то раз в «Чайнике», снял бабу – класс!
Кто-нибудь обязательно переспрашивал:
– Как ложкомойка? (35 лет, кривые ноги, нос длинный, красилась в блондинку, сисек не было. Нет, ну, то есть они может, конечно, и были, но это было не заметно. Во время обеда, её вечно злющая рожа торчала из окна посудомойки. Злая на всех и вся. В моих виршах воспевалась так:
У раздачи, под окошком,
Ложки, вилки, кружки, чай,
Любочка грустит немножко,
Праздник, Люба, не скучай.)
– Не-е. Лучше! – отвечал рассказчик,– Как микробиолога! (Толстая, двадцатипятилетняя выпускница медицинского техникума, страшная, как атомная война:
Инженер-микробиолог грозно смотрит в микроскоп,
И от взгляда вот такого, мёртвым падает микроб.)
Самой красивой считалась буфетчица, Люда. Особа тридцати лет, крайне не воздержанная насчёт мужчин. За время рейса успела дать половине экипажа. Очень жалела, что рейс кончился, но надеялась остальной половине дать в следующем рейсе:
Наша Люда улыбаясь, каждый день встречает нас,
И её особо ценит наш сплочённый экипаж.
Наши мужики, всех женщин разобрали сразу, до прачки только желающих не нашлось. И только через два месяца, когда она робу стирала и у неё машина