- И вообще, что это была за идиотская выдумка - выдать себя за англичан?! Он обратился к Элле, дрожавшей в глубине двора.
- Он и в институте был таким же наивным, веришь?! Мог дать в долг... из нашей нищенской "стипы"... стоило только просящему намекнуть, что тот какую-то гениальную теорему придумал, но по слабости своей, из-за голода вспомнить не могёт... Или - собирается свататься к девушке, да нет денег на цветы... Этот дает, а сам ночами цемент грузит в порту...
- Хватит, - отвернулся Феликс и засунул, наконец, топорик ручкой себе за ремень брюк. Пальцы мерзли. Спрятал руки в карманы шубейки. - Хватит.
- Понимаю, от отчаяния на эту глупость пошли... и я, дубина, поддержал... Он и в институте вот так - то стенгазету выпустит... я же комсоргом был... Да где же, где эти бандюги, урки сраные?! - Николай Иванович выхватил из-за отворота тулупа наган и, не успел Феликс остановить его, жахнул в воздух. И будто мгновенно послушавшись этого сигнала, из-за кедров и чужой изгороди показалась с прыгающими шарами света машина.
"Нива" рывком остановилась, Николай Иванович открыл дверцу и выбросил за шкирку на снег легкого, стонущего от страха Генку.
За ним, оттолкнув переднее кресло, выпал Павел Иванович, и медленно выкарабкался Платон:
- Ну, чё, чё, чё?..
Они все трое были в дым пьяны (или притворялись?). Эля, зарыдав, кутаясь в тряпье, уковыляла прочь, к сыну.
- Из-за чего сыр-бор, начальник? - Платон поскреб бороду и рыгнул. - Нас тут и во сне не было. Ни трактора у нас, ни ракетниц! Ой, бля, какая луна... как задница хорошей бабы.
Николай Иванович рывком схватил толстяка за грудки и приподнял. И захрипев, оттолкнул прочь, схватился за сердце.
- Н-наел же ты дерьма, Платон Потапов!..
- А сам?! - дерзко отвечал Платон, вставая со снега. - Только ты в буфетах райкомов-х..комов, а я - тут, из реки... А результат?! Два сапога пара! - И впрямь, грузный, в расстегнутом тулупчике, раскинувши сильные кривоватые руки, он был сейчас очень похож на Николая Ивановича - разве что борода отличала.
- За что человека обидели?! - тихо спросил Николай Иванович, все еще давя на сердце под тулупом. - Да вы знаете, кто это?! Это... золотой, прекраснейший человек!
Феликс скривился, понимая всю бессмысленность начавшегося разговора, уйти бы к жене, но глаза его словно прилипли взглядом к трем бездельникам из села Весы. Генка стоял в облезлом пальто без шапки, растирая уши, и облизывая белым языком губы. Павел Иванович трепетал, как нитка, опустив голову. Но это сейчас они так. Утром, пока спят хозяева, наверняка ловко и быстро прокрадутся в сумерках, чтобы поискать в выгоревшем дома - вдруг да что-то найдется на продажу, чтобы водки купить.