МОЛОТОЧЕК.
Медицинский молоточек появился на свет в те времена, когда в Петербурге ездили кареты скорой помощи и врач считался уважаемым в обществе человеком. Причём план по посещаемости с медико-экономическими стандартами не являлись этому врачу даже в самом кошмарном сне. Ручка молоточка была выполнена из красного дерева, покрыта специальным лаком, и хромированные части наконечника заканчивались блестящими и упругими резинками. Он был удобен и лёгок в руке, и совсем не вызывал боли, ударяя по коленкам в момент вызывания рефлексов.
Первым владельцем молоточка оказался приват-доцент Снежков из Медико-хирургической академии. Снежков привёз молоточек из Парижа ещё в давние времена, когда приезжал на стажировку к профессору Жозефу Бабински, важному дядьке, выдумывающему разные нервные болезни.
На ручке у молоточка была надпись по латыни: «Aliis inserviendo consumor» (служа другим, расточаю себя). Снежков относился к молоточку бережно, предпочитая хранить его в изящной шкатулке, которая легко помещалась в кожаный саквояж. И когда сам стал профессором, подарил молоточек своему любимому ученику весьма перспективному ординатору Подстаканникову.
Потом в Российскую империю пришли немецкие безобразия, и всем стало не до французской неврологии. К тому же из государственной казны стали исчезать деньги, а из закромов страны пропадать продукты. Тогда ординатор Подстаканников стал собираться за границы – как у вдумчивого доктора, у него было много больных среди эмигрантов. Надо сказать, ординатор приглашал заодно профессора Снежкова, своего учителя. Однако Снежков был идеалистом и потому верил любым обещаниям. А ему обещали алмазы, которых не счесть было в сказочных пещерах, как и волшебных платков в рукавах фокусников, охраняющих здоровье сограждан. К тому же Снежков считал, что врач, где родился, там, собственно, и пригодился. Если, конечно, когда-то давал клятвы медицинскому начальству. Но Подстаканников ни о каких клятвах не хотел слышать, поэтому стремительными темпами собирался за границы.
– Собираюсь заграницы! – распахивая окно, кричал на всю Литейную часть Петербурга Подстаканников. – Собираюсь буквально уже вот-вот!
Правда, организаторы здравоохранения такие сборы не одобряли, хотя и были уверены, что врачу не надо платить денег вовсе. Потому что, если вдуматься, любой доктор и сам ещё всем должен: ведь вокруг городские пещеры, а если алмазов там нет, то и врача прокормят больные. А поскольку организаторов здравоохранения больные кормить не желали – им всё-таки хватало кормить врачей, – организаторы полагали себе скромные зарплаты: в месяц примерно 10 зарплат рядового врача на одного организатора. Но ни в коем случае ни больше. Только 10 зарплат и всё. Задумывались было на счёт 12, 14 и даже 15, 275 зарплат, но потом решили, что это всё-таки как-то не очень. Ведь это всё-таки как-то так да не так, в общем. Ведь, тогда те, кто «служа другим, расточали себя», расточились бы до такой мелкодисперсной степени, что и не собрать. Поэтому положили только 10 зарплат. Ну, там борзыми щенками и какими-нибудь кошечками, типа, маскерадными, может быть иной раз ещё. Это было справедливо, в таком распределении проглядывался демократизм, и заодно высовывалась подлинная народность. Только 10 зарплат в месяц. И ни средней зарплатой больше. Только 10 зарплат. И без прокорма. Лишь специальные наборы в закрытых буфетах, ну там, лисами чёрно-бурыми, соболями или шиншиллами ещё иногда. Или бесплатными путёвками в Сочи и Крым в бархатный сезон к тому же слегка. Но никакого прокорма!