Держась на границе света и тьмы, мальчик поманил за собой вглубь телля. Коридор все никак не кончался, он вел прямо на вавилонский север – ильтану, только изредка встречались боковые проходы, засыпанные мусором и костями. Сколько возможностей для новых раскопок! Внезапно археолог ощутил на своем разгоряченном лице дуновение прохладного ветра и постепенно успокоился. Воздух не был затхлым, он пах речной свежестью, немного ладанной смолой и нардом.
Сначала было тихо – Кольдевей понял, что его проводник пропал, он давно не слышал шагов слуги позади себя. Но почему-то это не испугало. Потом пришли звуки: смазанные, замедленные, как в граммофоне с испорченной пружиной. Казалось, что временами он слышит рокочущий голос тимпанов, гортанный смех людей и скрип множества повозок. Звуковые иллюзии накатывали ритмично, как океанские волны на берег. Но он шел и шел вперед.
Дневной свет, забрезживший впереди, ударил по глазам. Кольдевей загасил факел и ступил под бирюзовые своды огромного зала. От нереальности происходящего у археолога закружилась голова. Этого не может быть! Чтобы не упасть, Кольдевей невольно оперся на изваяние пса, сторожившее вход. а когда поднял руку, на его влажной ладони остались чешуйки черной краски. Странно. Почему внутреннее помещение храма охраняет пес Нергала, а не крылатые быки с человеческими головами?
Археолог огляделся. Солнечные лучи проникали внутрь помещения сквозь полуразрушенный потолок, по полу струилась вода – символ вечного Энки. Посреди большого квадратного бассейна в обрамлении солнечных лучей возвышалась лазуритовая статуя Иштар. Мастерство, с которым неизвестный скульптор вырезал богиню из огромной глыбы камня, восхитило и встревожило Кольдевея. Никаких условностей, присущих вавилонскому искусству – работа была реалистична до мелочей и абсолютно не похожа на грубые алебастровые куколки, что находили в развалинах Борсиппы. Казалось, вот-вот мягкие губы Иштар дрогнут в улыбке, а перья синих крыльев затрепещут от легкого ветра.
Шелестящий звук, внезапно раздавшийся за спиной, заставил археолога обернуться: скульптура, до которой он дотронулся, разрушалась прямо на глазах. Известняк превращался в кварцевый песок и осыпался на постамент, к которому пес когда-то был прикован бронзовой цепью. От огорчения у Кольдевея даже закололо в груди.
Помилуй меня, Иштар, надели процветанием!
Ласково взгляни, прими молитвы!
Ярмо твое я влачил, дай мне отдых!
Сиянья искал твоего – дай мне просветленья.
К власти твоей взываю, дай мне жизнь и благополучие.