Гадом Буду чеченские хроники гонзо (Ухлин) - страница 59

Мне вспомнился Крым, который я однажды тоже видел с высоты птичьего полёта - также его равнинную часть. Сейчас же мне абстрактно представилось, что Чечня - это печень территории, на которой я живу, а Крым, возможно, один из её сердечных поджелудочков. Если не всё сердце, целиком.

Где-то, отдельно от нас, летели бойцы спецназа "Ярило", замполит Акула, и прочие - летели раньше, или позже, какая теперь уже разница. Только начфин со своей памяткой русского воина уже, наверное, проспался и направлялся обратно в Москву. А хер ли там делать?

А у меня зато с собой оказались грибы. И что может быть более ценного в моём редчайшем случае? Миллион долларов? Вечная молодость? Ха-ха! Мир в Чечне, разве что, да и во всём мире.

Мне казалось, что мы летим уже очень и очень долго. Хотелось покурить табак, помочиться, выпить холодного пива и покурить каннабис.

- Скоро?! - взмолился я к зависшему в своей смертельной однонаправленности полковнику.

- Пять минут! Вон Ханкала! - и он ткнул в иллюминатор.

Я посмотрел в иллюминатор - полковник не врал. Приближалась Ханкала. Сверху это был военный лагерь времён расцвета римской империи и соответственно её имперской армии - по крайней мере, если верить художникам школьных хрестоматий и их научным консультантам. Но по-современному римской конструкции, чуток всё же на новый лад. Сотни единиц боевой техники с разными пушками и без, грузовые машины, множество палаток и какие-то вагончики. Лагерь был разбит дорогами на ровные и неровные квадраты. Десятки каких-то площадок и несколько больших площадей - сколько же людей обитает в этих тысячах палаток? - и всё обнесено колючей проволокой, рвами и насыпями. За насыпями неопределённо начинались минные поля.

Вертолёт шёл на снижение, не прекращая отстреливать защитные ловушки. Что от них не сгорало и падало на землю? Думаю - ничего. Может, куски от разорванных в клочья толстокартонных полушарий - как оставались от пушечного салюта, в парке Сокольники, в детстве.

Я увидел в иллюминатор поле с десятками вертолётов - и вроде нашего, и поменьше, и побольше. Наш летучий крейзи-бас перестал подрагивать, полковник резко встал и стукнулся лысиной о какую-то трубу.

- Ага, блядь! - с оттягом воскликнул он, рассчитывая на нас, - Чечня!

- Кармапаченно... - негромко пробормотал Берс своё старинное тибетское заклинание. Винты в тот же миг резко стали шуметь в семь раз громче, и что-то необычное торкнуло меня в сердечную кость.

"Я всё сделаю, не парься! - сказал я, мысленно обращаясь к тебе, любимая, в первую очередь, а потом уж и ко всем живым существам, толкающим меня в неведомое для собственного неясного блага, - Я всё сделаю. Гадом буду. Ла мамба!"