– И то правда, давай, – согласился Толик.
Больше они к теме не возвращались, и летний день покатился без пробуксовок. Мужчины затопили баню, сначала пошли сами, пока от жара уши сворачивались в трубочку. Тем временем женщины сидели в тени яблони на пластиковых креслах, им было слышно, как из парилки доносятся азартные возгласы и хлесткий звук веников. У каждой на коленях стояла миска с малиной: Нина и Вера ели ягоды.
– Малина у тебя, Веруня, просто замечательная: крупная и сладкая. Никогда у меня такой не росло. Игорь нашу малину ел только с сахаром, – пальцы у Нины были красные. – Но, знаешь, как я рада, что теперь свободна от этой дачной повинности. Вот так приехать к тебе, душевно посидеть, в баньку сходить – милое дело, а вот горбаться на грядках… Иногда мне кажется, что Игоря убила эта любовь к огороду. После работы бежал к своим грядкам, вечно на солнце пахал на них во вторую смену.
Вера усмехнулась.
– Знаешь, скажу тебе по секрету. Когда Толик рассказывал мне про Семёныча, то заикнулся, что тот ищет хозяйку, которая бы опорой ему стала. У него же тоже дача есть, – Вера отправила в рот малину.
– Ну тогда он адресом ошибся, – Нина тоже взяла малину. – Интересно получается, на старости лет сообразил, что самому воз тянуть тяжело, и решил нагрузить своим хозяйством какую-нибудь дурёху, которая ему не только огород копать будет, а еще и готовить, обстирывать, в глаза заглядывать.
Нина передернула плечами.
Сестры еще посидели, дождались, когда банщики выйдут на воздух, а потом и сами отправились в парилку. Теперь Нине было очень легко, она чувствовала, что закрыла для себя вопрос со знакомством и теперь можно жить как раньше, в привычном ритме, без лишних переживаний.
– Знаешь, вот я все страдала от одиночества, а сейчас поняла, нет в нем ничего плохого: сама себе хозяйка, – она продолжала разговор, лежала на распаренном пологе, прикрыв лицо войлочной шапочкой. – Хочу к тебе на дачу – еду, хочу вязанием занимаюсь, хочу к детям в гости хожу. Куда хочу, туда и трачу свои кровные деньги. И никто мне не указ.
– Как знаешь, – ответила с верхней полки Вера. – Только после смерти Игоря ты всё жаловалась, что и словом не с кем перекинуться, и устала ты сама решения принимать, нет у тебя того, кто бы был опорой. А теперь совсем другие мысли.
– Все познается в сравнении, – вяло выдохнула распаренная Нина.
Лето катилось к концу: жару сменили прохладные солнечные дни, малину – яблоки, босоножки – туфли. А жизнь Нины почти никак не изменилась: работа, пустой дом, где она, разговаривая с портером мужа, вязала никому не нужные шарфы. Правда, снотворное она пить перестала, стала спокойнее. Казалось, Нина забыла, что произошло месяц назад. В разговорах со своим покойным Игорем она рассуждала о чем угодно, только не о новых отношениях с мужчинами. Но это только на первый взгляд казалось, что у нее такая короткая память. На самом деле, где-то глубоко внутри она прекрасно помнила, что может пойти погулять вечером в парк. Эта мысль вызывала у нее легкое смущение, поэтому она никому о ней не рассказывала, но и в парк идти не спешила. И продолжала рисовать себе встречу с мужчиной, который выгуливает пса. Порой, она представляла, что знакома с ним давным-давно, и даже фантазировала, что гладит собаку, которая доверчиво заглядывает ей в глаза. Иногда ей казалось, что среди покупателей мелькало знакомое лицо, но это был только мираж: больше незнакомец из парка ни разу не появлялся в ее магазине, почему он тогда зашел за хлебом именно в ее супермаркет, оставалось для Нины загадкой.