— Какой же дать ответ господину Броку? — я металась в своей квартире и не знала, как поступить. — Если, приму его предложение, придётся остаться. Что же делать? Там в России родители и Сашка. Я совсем запуталась. Но и господина Эжена не могу оставить.
Позвонила в больницу, состояние старика не стало лучше, и господин Эжен до сих пор находился в реанимации. Я поняла, что мне нужно делать, потому что не могла допустить, чтобы Дом моды господина Жана обанкротился, ведь он вложил в него всю свою душу. Но для начала решила позвонить Сашке. Разговор между нами получился странным и резким. Жених обвинил меня в том, чего не было. Я взяла и просто отключилась, не понимая, почему разговор с Волонским не клеится. Всё было не ясно. Я не чувствовала его. Никак. На следующий день вместе с Мадлен в тот же час, как было договорено, мы оказались в офисе адвоката.
— Что вы решили, мадмуазель Ростова? — прозвучал вопрос.
— Господин Брок, я согласна принять дела господина Жана Эжена на время, пока ему не станет лучше. Давайте приступим к обсуждению деловой части данного вопроса. Но у меня условие, вернее, два условия — я веду дела Дома моды до тех пор, пока господину Эжену не станет лучше и второе — мне нужно съездить домой в Россию, чтобы повидаться с родителями и объясниться с женихом, да и с родителями тоже нужно. Я резко сорвалась, ничего им не сказала, они ничего не знают и беспокоятся обо мне.
— Хорошо, — ответил адвокат.
В течении нескольких дней были решены все вопросы, подписаны нужные бумаги и я решила лететь домой, решив, не предупреждать родителей и Сашку о своём приезде, решив сделать им приятный сюрприз. Через два дня я уже была в Волгограде, стоя перед дверями дома, где жили мы с Сашкой вместе.
— Ау! — крикнула я, так как знала, что по выходным Сашка любил находиться дома. В ответ была тишина. Я поднялась на второй этаж, двинулась тихим шагом к спальне Сашки и услышала знакомые булькающие звуки и женские стоны.
— Не может быть! — пронеслось в голове, но ноги несли меня к полуоткрытой двери спальни, где я увидела Сашку в объятьях с какой-то шалавой. И им было хорошо вместе, так как оба стонали, получая взаимное удовольствие от общего занятия. Мир рухнул для меня в одночасье. Всё внутри меня скрутило одной нетерпимой болью. Я не помню, что говорила, не помню, что говорил Волонский. Помнила только одно после всего этого, как ненависть к этому человеку полностью заполняла мою душу, как вода, заполняющая огромный сосуд. Затем ненависть сменилась равнодушием. Я чувствовала, как взгляд Александра, его слова и эта девка убивают во мне всё, что было любовью. Я чувствовала, как медленно каменеет моя душа. Я что-то говорила, почти кричала, а в конце ушла, понимая, что больше не могу оставаться в доме.