Долго я не плескалась. Усталость и вагонную «романтизму» я смыла, а остальное – дальний заплыв с сердечными рыданиями – оставила на завтра. Будет чем заняться.
Сердечные рыдания далеко в море – мой собственный способ очищения души и борьбы с депрессией и усталостью. Некоторые так ревут в церкви. Я тоже это проходила, но оставила далеко в прошлом. Настолько позади, что… Просто забыла. Теперь же я рыдаю под высокое сопрано, хорошее хоровое пение и просто прекрасную музыку. Ещё я рыдаю, когда читаю свои стихи, но это – мой секрет и очень личное.
Мой муж от этого приходит в такой поросячий восторг, что никакой морковки не надо. Вот как только что-то выльется на бумагу с души – прошу его послушать, а в конце как начну реветь, как дура какая.
А он всегда говорит: «Какая ж ты у меня, Нюрок, впечатлительная!», – и смеётся.
И я тогда тоже смеюсь.
Малость отступила от темы. Про халяву рассказала, что это не моё. Про хахаля – тоже. Осталось – про евреев…
Привезла меня Анна обратно.
Какая девушка, я вам скажу! Мне так очень нравится. Не замужем. В руках всё горит – в хорошем смысле слова – а хорошего мужчины рядом нет. Представляете, у женщин курортных городов беда с нормальными мужиками. Курортников навалом, а для жизни – трудно найти. А хахаля – эдакого белоруса! – она бы в три шеи выгнала. Говорю же: «Амазонка!». Я ей на рождество пообещала жениха найти…
Зашла я к Ангелине в дом. Хорошая квартира на первом этаже.
– Хорошая у тебя квартира, Геля. Комнаты большие.
– Это – наша с Геной.
И тут я поняла, что женщина не иначе как очарована «носом», и любые разговоры здесь бесполезны, а намёки – тем более…
Геннадий Моторов спать ложиться не торопился. После того, как его миновала доля завозить взбалмошную тётку на море, он решил оказать белорусское гостеприимство в Гелькиной квартире. На столе возвышалась двухлитровая баклажка какого-то пива и миска с нарезанной капустой. Про капусту Геля сказала, что это единственная еда у них в доме последние три месяца – вся с нового урожая.
От пива я отказалась – не люблю.
Гена после этого оживился. А когда узнал, что я ещё и не курю – даже обрадовался. Видимо, не очень любил, когда его «обкуривают и объедают».
Но у меня были и свои «продовольственные запасы». «Идёшь на день – бери на два!», – всегда говорила мне бабушка. Игорь мою бабулю знал мало, вернее, почти не знал, но думал, видимо, так же. Вот тут-то и наступил час «х» для початой бутылки «Вермута» и тех продуктов, до которых не добралась инвазийная девица-тварь. Стол стал похож на праздничный. Саша налегал на пиво, а мы с Ангелиной приканчивали «Вермут», сыр, капусту и еврейскую колбасу.