Еврейская колбаса – лучшая колбаса в мире. Однажды мы купили палочку, всё в той же Анапе. Мы пытались её нарезать, но сломав об неё не один нож, выяснили: ей «хоть бы хны». В конце концов, она присутствовала на нескольких стихийных сабантуях, но выжила, пережила дорогу домой в поезде «Анапа – Липецк», а ещё через месяц мне позвонила подруга – благодаря которой я познакомилась с Анапой – и сообщила мне, что её всё-таки прикончили усилиями всей семьи.
Я люблю пошутить за столом. Ангелина, выпив вина, немножко расслабилась, и мы с ней стали смеяться над тем, как искали телефон…
Тут я вспомнила, что привезла ей чудесный подарок. Её нарядили, и она снова стала нарядная, яркая, весёлая…
Потом смеялись над Генкиной баклажкой пива и предложили не «дуть его в пустую», а попробовать справиться с еврейской колбасой. Гена от колбасы не отказался. Справился и принялся нахваливать…
Мне было хорошо.
Мы сидели втроём: армянка, русская и белорус и болтали на простые жизненные темы. Всем было уютно, пока вдруг не заговорили о войне. О страшной братоубийственной войне. Женщины говорили о женском, и – по-женски. Мужчина – по-мужски, и о мужском.
И сразу возник хаос. Как будто невидимый ветер задул свечу на подоконнике. И стало темно…
– Колбаса хорошая, а вот евреев я ненавижу, – вдруг сказал Гена.
– За что?
– А ни за что! Ненавижу – и всё…
– Гелька говорила, что ты поляк? – спросила я.
– Я подданный царства Литовского! – гордо козырнул «Подданный».
«Ой, мама! Крепкое, видимо, пиво…», – подумала я.
– Это мама моя – полька! – продолжал распускать ветви родословной Гена.
– А как у неё фамилия? У мамы? – спросила я.
– Кухаревич…
– А дедушку твоего как звали? Папу маминого?
– Леонид…
– То есть ты – внук Лёни Кухаревича, идеальный еврей по материнской линии – сейчас заявляешь, что ты ненавидишь евреев?
Сначала была долгая пауза.
Гена Моторов – ныне Кухаревич – был настолько ошарашен такой новостью, что когда он открыл рот, чтобы что-то сказать, я тут же вспомнила Васю Кроликова из фильма «Ширли-Мырли». Но я мало того, что вспомнила – я немедленно воспроизвела: «Тётя-мама, скажи ты мне как на духу, как русский человек – русскому человеку. Фактически, я что, Изя Шниперсон?».
И вот в этом месте Ангелина разразилась звонким заливистым смехом. Она смеялась искренне и долго, а невысокий Гена становился всё ниже и ниже ростом. Выражение его лица менялось на глазах: он из понтового качка превращался в маленького обиженного мальчика.
– А я-то думаю, что это ты, Моторов, такой жадный? Ты же сигареты пересчитываешь в пачке, – добила его Геля.