У нас была перевязочная, и там было даже женское кресло, и был кабинет, где врачи принимали больных, была столовая. Мы работали только днем, а ночью спали в своих комнатах. Днем делали назначения, кормили больных, а ночью все спали.
Больные были разные. Были незаживающие гнойные раны, осложнившиеся остеомиелитом, были туберкулезные больные, были язвенники – язва желудка, двенадцатиперстной кишки; гастриты, колиты, плевриты и др. болезни.
Американцы давали нам перевязочный материал, витамины в таблетках, горчичники, и так, для симптоматического лечения. Серьезных медикаментов у нас не было, но и так мы людям очень помогали выжить и вернуться домой. В этом лагере тоже было неспокойно. Друг друга убивали, а то американцы убили несколько человек, и на территории лагеря образовалось кладбище. Однажды, мимо лагеря ехал на велосипеде немец, наши ребята отняли у него велосипед, чтобы покататься. Ездили по дороге вдоль лагеря. Немец пожаловался американцам, те велосипед отдали немцу, а наших расстреляли. А еще такое было: идем мы с Тамарой, а наши мужчины засыпают в яме живого человека. Бросят ему землю на голову, а он крутит головой, отряхивает землю. Мы возмутились: «Что Вы делаете? Закапываете живого человека!». «Он этого заслуживает» – ответили нам мужчины. А мы ушли, страшно было смотреть на такое. А как-то Станислав Яковлевич попросил меня пойти с ним в корпус, там убили человека. Зашли мы в большую комнату: там в одной половине жили женщины, а в другой – мужчины. Женщины все в ужасе, страшно перепуганные. Смотрим, на мужской половине комнаты лежит на койке мужчина с ножом в груди, и мужчин в комнате нет. Станислав Яковлевич спрашивает у женщин: «Кто вонзил нож этому молодому человеку?». Женщины рассказали, что этот парень спал, зашли трое мужчин и спящему вонзили нож в сердце, и ушли. За что – никто ничего не знает. Документов при нем никаких не было, никто не знал ни фамилии, ни имени, только женщины казали, что он из Одессы, все мечтал приехать домой в Одессу. Было много всяких других убийств.
Я рассказала Станиславу Яковлевичу, что в медсанбате участвовала в ансамбле и предложила организовать вечера, концерты, танцы, чтобы как-то отвлечь людей от драк, в которых они гибнут. Вот мне и поручили организовать. Американец Альберт, так он назвался, приносил нам медикаменты, он принес в нашу комнату приемник, и мы свободно слушали Москву. Вдруг, без стука, врывается к нам в комнату группа мужчин: «Что это за крали тут живут?». Мы все встали и пригласили их сесть на стулья, они сели, а мы стоим. Они спрашивают: «Кто Вы такие и почему живете отдельно от всех?». «А Вы что, не знаете, что это – госпиталь и здесь лежат наши советские больные люди, бывшие солдаты и офицеры, а мы их лечим. Мы – медработники, здесь живем, потому что смены у нас нет, вот и работаем день и ночь». Они тогда все встали и начали извиняться, что ворвались без стука и стали знакомиться с нами. Называли себя по именам и называли, кто они по образованию. Было три инженера, журналист, артист, один только успел закончить 10 классов. «Ребята, так Вы же все культурные люди, почему же Вы себя так ведете? Неужели Вы потеряли человеческий облик и превратились в зверей?» – говорили мы им. И предложили создать кружок самодеятельности с их участием. Николай Козин, москвич, согласился петь. И действительно, у него был прекрасный голос, он пел в хоре и пел соло. Я читала свои стихи. Мы даже ездили в другие лагеря с концертом. Виктор-журналист, тоже ездил с нами, пел в хоре. Александр Будилов-инженер из Арханельска, Василий Подгорнов – москвич, остальных забыла. Помню, приехали в какой-то лагерь, там тоже русские люди ждали, когда наши военные заберут их домой. Когда я прочла стихи «Гвардейцы» и «Жди меня» Симонова, то мужчина подарил мне букет цветов, поцеловал меня и сказал: «Этот букет от нас, там сидят еще офицеры русские и благодарят тебя за твои стихи. Где ты взялась со своими стихами? Ты нам души оживила, спасибо тебе, что ты есть такая». Я была польщена, мне никто никогда так не говорил, было очень приятно, что я людям души оживляла.