– Эй, капитана! Спасиба!
Я до сих пор помню все происходящее.
И вижу глаза остяка, смотрящие вверх на капитанскую палубу и на моего отца с невыразимой, щемящей душу радостью.
И моего отца, стоящего у края мостика, пытающегося жестом выразить уважение к этому безвестному рыбаку из глухой таёжной деревни. И глаза матросов и редких пока пассажиров, смотрящих на человека, стоящего на краю капитанского мостика в развевающейся шинели, похожего в эту минуту на прекрасное изваяние.
Поистине, я рада своим глазам разного цвета. Благодаря им, я вижу всё как обычно и одновременно вижу ауру души каждого человека и предмета. Но, пока мне пять лет и я не понимаю этого, считая, что так у всех.
Много позже я пойму свой дар, видеть все, как в замедленной съёмке, переносясь зрением души назад и вперёд по времени. Я вижу чувства и желания человека и могу вызывать их из своей памяти, как из архива цветных слайдов, вновь и вновь радуясь или огорчаясь пережитому не только мною, но и людьми, с которыми я соприкасалась по жизни.
Вот и этот пожилой остяк, получивший поистине королевский по тому времени подарок. Я вновь радуюсь вместе с ним, и моё сердце щемит, вместе с его сердцем от тех, нахлынувших на него чувств, состоящих из смеси восторга и непонятной грусти от проплывающей мимо чужой, не похожей на его жизнь, соприкоснувшихся
на несколько мгновений.
И моё сердце щемит от безысходной грусти при виде моего отца, молодого и красивого, похожего в утренних розовых лучах на памятник самому себе. Милый мой, папка! Как вам там живется с мамкой? Я знаю, вы вместе и скучаете по нас, как и мы.
Но между этими моими мыслями и мыслями той шустрой, любознательной девчонки лежит много лет. Чем не машина времени, везущая нас в один конец!
А пока! Обласок отплывает, и остяк смотрит на нас как на «Бегущую по волнам». Мой папка командует машинному отделению через переговорную трубу, завлекающую меня своей таинственностью не меньше, чем колёса с плицами и само машинное отделение. Пароход набирает ход, и я, дрожащая на утренней речной росе без своего тулупа, не пропустившая, несмотря на это, ни одного мгновения из развернувшегося только что действа, понимаю, что всё интересное закончилось и жестокая проза жизни неумолимо требует к ней уважения. Я спускаюсь вниз на пассажирскую палубу первого и второго класса. Бреду к лестнице, ведущей на нижнюю палубу, и тащусь в тоске мимо закрытого ещё буфета, мимо распахнутой настежь двери пассажирской кухни, где уже вовсю готовят еду для ресторана первого и второго классов и для столовой пассажиров третьего и четвёртого класса. Следующая закрытая дверь и есть дверь камбуза для плавсостава.