Пристани там нет, и мы сходим по трапу на песчаный пологий берег. Вовка, совсем уснувший под убаюкивающий треск катерного мотора и плеск волн, хнычет что-то под нос. Мамка тянет его и узел вдоль пустынной улицы. Уличным освещением в те далекие послевоенные годы не сильно грешили.
По счастью, нам светила огромная луна, и мы видели все лужи и камни в них. Я иду самостоятельно. Где-то на половине пути Вовка окончательно просыпается. Сибирские августовские ночи бывают свежи. Мы идем с ним молча, давно покрытые пупырышками от ночной прохлады. Но молчим. Нам понятно, что просить мамку достать наши одежки – лишняя морока в этой ночи. Вот и центр Затона. И наш барак на красивом фундаменте.
Мы почти без сил вваливаемся в свою комнату. Остывшую без нашего тепла. Лапочка светит тускло и не весело.
Окончательно проснувшиеся мы требуем от мамки еды. Не страдающие тщедушностью, наши организмы были всегда готовы потребить энергию. А тратили её мы всегда без остатка.
Мамка идет на колонку за водой, наливает её в умывальник. Достает пучок зеленого лука, который она купила у какой-то бабушки на вокзале. Она моет нам лук и ставит на стол солонку.
Я не понимаю сегодняшних закормленных и балованных детей. То им не сё, и это не это.
Нам хотелось есть, и мы дружно начали изгрызать перья лука, макая их в соль. Нам нравилось, что лук доблестно не сминался, а уходил в наши чрева почти стоя.
Где-то на 5-6 пере мы почувствовали жжение в горле и дикую оскому от лука. Мы враз заныли, что хотим хлеба.
Как мать ни уговаривала нас лечь спать и подождать до утра, мы требовали, как сейчас бы сказали, «продолжения банкета».
– Заесть! – вопили мы.
Скорее всего, было уже около трёх часов ночи.
Мать вышла из комнаты и вскоре принесла нам полбуханки хлеба. Мы пили сладкий чай с луком, и заедали всё это хлебом. По мере нашего насыщения, наши глаза соловели, и мы начали клевать носом.
Не знаю, почему. Но иногда, когда меня заедает грусть, я наливаю себе крепкий сладкий чай. Беру кусок черного хлеба, чищу луковицу. И нет слаще лакомства! Я оказываюсь снова там, в комнате нашего барака, рядом с моей мощной защитой – мамкой, помогающей в такие минуты разрешить все мои проблемы. Я увлечена разговором с ней и с моим братом. Я снова телепортировалась туда, в детство. Я ем с прежним, с тем аппетитом.
Когда мои близкие застают меня поздно вечером за такой трапезой, уплетающей от всей души эти яства, то я слышу:
– Ты чего, с голодного мыса прибежала?
А также:
– Неужели так вкусно?
Иногда мой пример настолько заражает их, что они наливают себе чай, но не пытаются повторить заказ на мой ассортимент.