Но на этом воспитательная работа Юлечки не закончилась. Я стоял в её кабинете с новой повинной. Опять спасал своих друзей от мук воспитания. Кто-то стащил книгу у школьного спекулянта. Этот кто-то был я, и стащил из озорства, попался на «слабо». Мои два друга, Лешка и Вадик слишком долго торчали, что-то высматривали, вот их и взяли за соучастие. Книгу вернули, а ребят водили на допросы – виновник должен быть пойман и наказан. Каждый день встреча с директором, разговоры с Юлечкой. Ребята держались, не выдавали, но возвращались выжатые, как лимоны. Видимо методы давления набирали обороты. Не выдержал я, и вот стоял с признанием.
–Юлия Сергеевна, знаете, ведь я не называл Сашку Самосвалом, да никто из наших никогда не называл!
–Я знаю, он все придумал, а вы молодцы, разделили вину на всех, спасли товарища от наказания. Хорошая педагогическая поэма выходит у меня. Спасибо вам.
–Юлия Сергеевна не мучьте ребят, это я взял книжку.
–Я вынуждена рассказать об этом директору и твоим родителям.
–Юлия Сергеевна, вы же обещали никому не рассказывать! – расстроился я.
–Сегодня в школе, наказание будет гораздо проще, чем во взрослой жизни. В этом заложен смысл воспитания. А твоё образование и наше воспитание позволят вам завтра сделать наш мир чуточку лучше. В этом глубокий смысл педагогики. Так, что придется потерпеть.
Наказания за свой поступок я не помню, вроде даже на школьной линейке проговорили о вопиющем случае хищения, но разговор с Юлечкой помню как сейчас.
И наступила последняя школьная весна. Как бесконечно долго тянулись школьные годы и как быстротечно они прокатились. Как парадоксы Зенона. Семнадцатилетние подростки прощались со школой навсегда. Последний звонок, отличная погода и шеренги учеников. Первоклашки читают стихи и поздравляют выпускников. Поздравляют нас и учителя. И вот она, самая главная миссия. Все в ожидании избранного. Глаза директора двигались по нашим лицам. Наверняка о каждом из нас она что то знала, и сейчас перелистывала своё внутреннее досье. Само собой вот и мое лицо. А вот моё школьное досье:
«Гнева директора я не боялся. Эмоции Татьяны Михайловны были яркими, резкими, бурными, громкими и от этого немного театральными. Искусственными. Кричала она звонко и чётко, с профессиональной дикцией. Очки её при этом сползали на нос, и она постоянно их поправляла. Она вела уроки английского и наша разведка утверждала, что она спокойный учитель, на уроках совсем другой человек. Может поэтому и не боялся. Стоял в её большом кабинете и не боялся. Это было в первый раз. Второй раз стоял во время революции на уроках физики, но мы стояли всем классом, и вообще не было страшно. А в первый раз меня поддерживала злость из-за вопиющей несправедливости. Прокол в педагогике или уникальная школа жизни – судим вместе.