Широкий зеленый язык Стрелки Васильевского острова мягко разделил Неву на две штанины – Большую и Малую. С двух сторон, мушками на лице вытянулись римские колонны. Ростральные носы, побежденных утопленных кораблей, высунулись из терракотовой штукатурки. Из трехногих жаровен в центре смотровых площадок, вырывается в небо горячее праздничное семиметровое газовое пламя, духовно согревая вечно озябших в сером климате горожан. Спорный вопрос назначения этих маяков решен в полной мере – это цели романтичных девушек, слетающихся на яркий свет Северной Пальмиры. Ростральные колонны – стропы для юных ракет, начинающих свободный полет в настоящую жизнь на празднике «Алые Паруса», и первые российские купюры небесного цвета, заработанные честным трудом – следующие мертвецы в очереди прожорливой инфляции.
Троицкий Измайловский собор совсем побелел от холода, замерз. Натянул на купола синие шерстяные шапочки, притих в безмолвии, скромно храня свои легенды, медленно согреваясь. Священники собора с любовью, по крупицам, восстанавливают тайны исторических событий, распутывая клубки красивых легенд. Вот и наш мастер эпатажа, основатель современного русского языка, зеркало загадочной русской души; несется ночью в карете в компании продрогшей Анны Керн. В спешке, заинтригованная очередной авантюрой Пушкина, она забыла схватить полушубок и, кутаясь в полы шинели поэта, дрожит от холода, под звуки колких шуток, на протяжении всего пути к собору. А там, в соборе, их ждут Ольга Пушкина со своим женихом Николаем Павлищевым, вопреки воле родителей, уговорила брата помочь ей с тайным венчанием. А где тайна и любовь – там Пушкин! И новая легенда: молоденький вольно определяющийся Измайловского полка со странной фамилией Петров-Водкин. По приказу командира и благословления настоятеля собора, проявив себя написанием картины «Смотр Измайловскому полку», расписывает помещения в склепе и работает над мозаикой. Тот самый художник, после революции ставший основоположником живописи большевиков. Время делает шаг, и новая легенда прячет в подвалах и куполах воинского собора бородатых Соловецких монахов, сбежавших от беспощадных чекистов, пугая своим видом редких прихожан.
«Сапсан» делает резкий разворот, в обратную сторону, пролетая мимо здания Адмиралтейства. Широкие плечи упираются в Александровский сад, непрерывные потоки автомобилей с силой, с трех главных магистралей бьют в эту здоровую грудь, но он непоколебим и могуществен, как Российский флот. Центральное здание насквозь пронизывает высокая арка, но от этого ноги богатыря ещё крепче упираются в землю. Статуи женщин, несущих на плечах весь мир, скульптор Феодосий Щедрин нежно прозвал «нимфами». Над аркой дуги бровей парящей Славы и резной лоб горельефа: «Заведение флота в России». Четыре античных героя смеются над нашей физической немощью и пренебрежением здоровым образом жизни: Македонский, Ахилл, Аякс и Пирр. Еще выше белая колоннада, на её крыше несут караул новые скульптурные аллегории природы, часы отмеряют им время смены службы. Хрупкий высокий шпиль вырос в центре небесного моря и единственный трехмачтовый фрегат, умевший плавать на такой высоте, самым центром киля сел на мель и навеки застыл на игле очередным символом города.