– Вот тучи, а это птицы… – начала я.
– Вороны, если быть точнее – поправила Анна
– Хорошо, вороны… Дом деревенский, труба дымит и…господи, серьезно?..
– Да-да, я об этом и говорю! – она явно радовалась, что теперь не ей одной ломать голову над загадками моей жизни.
– Бабуля какая-то… на пороге, в платье в пол и платочке…
– Правильно, а что бабуля делает? – ведьма заговорила со мной тоном воспитательницы в детском саду.
– Бабуля, кажется, колдует?…
– Бабуля колдует! – передразнила меня Анна. – А зовут бабулю – Прасковья. И я спрашиваю – почему она решила, что именно ты должна от нее перенять это милое занятие?
– Слушайте, я, конечно, надеялась на волшебство и чудеса, но вот вообще не в таком формате. Мы же вроде говорили о том, что вы поможете мне как-то разобраться с собой и вылезти из этой дурацкой депрессии!
– А я что делаю, позволь тебя спросить? Если какая-то бабка так и будет таскаться за тобой и ждать, когда ты соизволишь перенять ее дар, а ты будешь думать, только о том, что тебя никто не любит и где взять денег, то так и будешь ходить до конца жизни в своей депрессии! – Анна теряла терпение, а я, кажется, разум, потому что все это было уже слишком даже для меня.
– Да не знаю я никакой бабки!
И здесь я, конечно, должна была бы долго объяснять Анне, что семейное древо в моем случае не то чтобы не росло, но на древо никак не тянуло, максимум – чахлый куст, который обрывался на том, что я теоретически знала о существовании двух бабушек и двух дедушек, а практически была знакома только с одной – бабушкой Серафимой по отцовской линии, к которой в детские годы меня регулярно отправляли в летнюю ссылку на Балтийское море. Вся остальная семейная история у нас как-то не прижилась. Слишком уж особенными были мои родители, слишком богатой внутренней жизнью жил каждый из них, и еще до моего рождения, оторванные от своих корней, мама и папа, прекрасно чувствовали себя в обществе друг друга, не испытывая ни малейшей нужды в укреплении родственных связей. Так что, когда я появилась на свет, они оба уже много лет ограничивали общение с родней открытками на Новый год, а я очень долго считала, что мои бабушка и дедушка – это строгая женщина с резким профилем и суровый бородач в свитере с высоким горлом крупной вязки – Анна Ахматова и Эрнест Хемингуэй соответственно – только их фотографии висели у нас в рамочках на стенах. Как и сейчас, тогда я старалась не расстраивать родителей глупыми вопросами, а они не особенно задумывались над тем, нужен ли маленькому человеку кто-то кроме него самого. Им вполне хватало себя и сложно их за это судить. Тем не менее, к середине своей жизни я причалила практически в гордом одиночестве. Так что мне действительно было решительно нечего сообщить о бабке Прасковье, в родстве с которой меня заподозрила Анна.