Когда в конце тридцатых до островитян дошли слухи о репрессиях, а в сороковые – о Великой Отечественной, их обуял страх. Не за себя, ибо они не верили, что коммунисты или фашисты когда-нибудь дойдут сюда, но за Россию, которую они теряли уже чисто физически, теряли навеки, без малейшей надежды когда-нибудь возродить или хотя бы найти живыми затерявшихся в ней родных. Все они хорошо помнили Первую мировую. Хорошо помнили революцию. И если люди так ничему и не научились, не усвоили столь жестокий урок судьбы и продолжают в том же духе, не устают превосходить себя в кровожадности и бесчеловечности, когда, казалось бы, дальше некуда – видимо, это предречённый конец. Предел, за которым ничего нет. Им стало страшно от сдавившей их со всех сторон реальности, от груза ответственности, которая ложилась на них.
Когда на Большой земле началась перестройка, ни одно веяние цивилизации последних семидесяти лет так и не достигло этого места. Даже русский язык на Рейзене оставался исключительно в его дореформенном виде. Даже календарь, по которому жили островитяне, отставал от материкового на тринадцать дней. Жители общины сохранили в неприкосновенности быт ушедшей Российской империи. Рейзен можно было уподобить ковчегу, который сберёг в себе крошечные осколки погибающей державы.
Здесь жили около тысячи человек. Примерно двести из них были аристократы, а остальные – их слуги. В центре острова был высокий холм, на котором стояли большие и роскошные дома знати. Простолюдины жили в простых деревенских избушках на окраине острова, у воды. При этом ни у кого даже мыслей не возникало о неравенстве или несправедливости такого уклада.
На вершине холма стоял храм. Забравшись на его колокольню, можно было лицезреть весь остров как на ладони. Рейзен был выстроен с безупречным эстетическим вкусом. Все дома, богатые и бедные, идеально гармонировали как между собой, так и с природой. Всё вместе складывалось в единую стройную композицию. Серпантином вокруг холма шла дорожка к храму, и вдоль неё по спирали – несколько общественных заведений, затем дома знати и одинаковые крестьянские хижины в самом низу. При этом все постройки на Рейзене были сооружены без единого гвоздя, исключительно из деревьев, растущих вокруг острова. Каждый княжеский дом был шедевром архитектуры.
Сам храм поражал своей красотой, тем более учитывая, в каких условиях он был построен. Небольшой, но довольно высокий, чем заметно выделялся среди приземлённых построек вокруг, он словно упирался в самое небо луковкой своего единственного купола. Подобные храмы в материковой Руси были потёртые и облупившиеся – здесь же всё было новое, ухоженное, не отреставрированное сотню раз, но сохранённое в первозданном виде заботливыми руками островитян. Краски икон вреза́лись в глаза своей яркостью и свежестью, будто ещё не высохли.