Родственники также объяснили ему, что, имея на руках результаты генетической экспертизы, он может подать запрос на получение титула. Так Паша Терентьев официально был наречён князем Белогорским и стал желанным гостем во всех русских аристократических домах. В следующие несколько месяцев познакомился с потомками примечательнейших персонажей родной истории. Было печально обнаружить, что многие из них были аристократами лишь по званию, абсолютно этого звания недостойными. Их постигло полное вырождение, и окажись они на Рейзене, где последний крестьянин намного культурнее и воспитаннее, непременно были бы изгнаны за реку.
Впрочем, может быть, Паша стал чересчур придирчив и требователен к людям. После визита на остров он уже не мог быть прежним. Смотрел на всё совершенно другими глазами, неизбежно сравнивал с Рейзеном всё, что видел вокруг – и жизнь за пределами острова всё больше казалась ему непроходимым лесом цинизма и пошлости, эгоизма и алчности, снобизма и дурновкусия. Посетив остров единожды, его невозможно было забыть. Он снова и снова манил к себе, пленил собой интеллект, вёл за собой оценки и мнения, выправлял угол зрения, безжалостно срывая маски и выявляя истинное лицо реальности.
А главное – сам Паша был ничем не лучше тех выродившихся князьков, ибо весь тот почёт, коим его окружили на Рейзене, был наградой лишь за его происхождение, а не за личные достижения. Ему было страшно неловко за столь незаслуженную честь, стыдно вдвойне за своё поведение с отцом и с матерью. Так хотелось вернуться на остров – в единственное место, где он мог вздохнуть полной грудью, где его способны были оценить по достоинству – но было бы что ценить. Он не мог приехать туда с пустыми руками, по-прежнему не имея повода для гордости, ничем не заслужив преклонения островитян и оставаясь князем лишь по крови и званию.
Потому он не смел тратить свалившееся на него богатство лишь на собственные удовольствия. Он стал думать, как можно с пользой употребить эту неожиданную власть, направить эту мощь на такое дело, каким можно было бы гордиться перед рейзенцами, сделать что-то, за что они были бы поистине благодарны, и вернуться на остров, будучи достойным своего положения. И тогда он вспомнил историю острова и летом 1992 года отправился в Шлиссельбург.
То, что он увидел там, повергло его в шок, хотя он, казалось, был готов ко всему. Тюрьмы там, конечно же, давно не было. Там не было вообще ничего. Оставшиеся здания монастырского комплекса были заброшены и полуразрушены. Территория была огорожена забором, через который лазила местная шпана. Там жгли костры, всюду валялись горы мусора, пустые бутылки, окурки и даже шприцы. Стены монастыря были покрыты граффити. Крыша храма прохудилась, и дождевая вода поливала роспись.