Павел привлёк лучших экспертов, которые удивились, что восемнадцатилетний парень занимается такими вещами, и, несмотря на всё его богатство, поначалу не воспринимали его всерьёз, даже подтрунивали над ним. Однако стали с ним работать и вынесли заключение, что монастырский комплекс, безусловно, должен быть признан памятником архитектуры и взят под охрану государства. Только в нынешних условиях это мало что даст и едва ли что-то существенно изменит. Если Паша хочет скорого восстановления комплекса, он должен вкладывать в это свои деньги. И намного дешевле было построить всё заново, нежели реставрировать то немногое, что осталось.
Он, однако, не пожалел денег на реставрацию. Собрал старые чертежи, многочисленные рисунки и фотографии, изображавшие комплекс таким, каким тот был до революции, внутри и снаружи. В соответствии с ними строители и реставраторы приступили к работе. Это была грандиозная по сложности и дороговизне работа. Пашиных средств не хватало, но он умудрился привлечь зарубежных инвесторов и даже заручиться скромной поддержкой государства. Реконструкция заняла не один год, и Паша непрерывно пребывал в состоянии эйфории, был вдохновлён как никогда, носился по стройплощадке и радовался как дитя, всей душой отдался этому проекту и сгорал от нетерпения, наблюдая, как Шлиссельбургский комплекс постепенно обретает свой прежний величественный облик.
Он никому не рассказывал о Рейзене – такова была воля островитян. Но ожидал, что в скором времени они всё-таки решатся открыться миру. Он не мог не узнать об этом, ведь это непременно произведёт сенсацию. Где-то на Большой земле бродит их посланник, который скоро вернётся к ним и сообщит о полном и окончательном крахе Союза – и тогда о них услышит весь мир. Они станут живым примером истинной духовности − примером, которого так не хватает теперешней России, измождённой репрессиями, потерявшей ориентиры, заблудшей и запутавшейся.
Летом 1996 года Павел Терентьев с красным дипломом окончил филфак МГУ. Примерно в то же время завершилась реконструкция монастырского комплекса в Шлиссельбурге. Он был открыт, в нём поселились монахи и началась служба. Дело барона фон Рейзена воскресло из небытия. У Паши горели глаза при мысли, что он первым принесёт эту новость островитянам, ибо о Рейзене до сих пор никто не слышал. Он был несказанно рад и горд за столь важную и успешно проделанную под его руководством работу. Чувствовал, что его имя навеки вписано в историю страны и его титул больше не пустой звук. Отец гордился бы им, и Паша сожалел лишь о том, что тот никогда не узнает об этом.