— За солью, — она кивает и чуть морщится, пытаясь удержать улыбку.
Ей становится лучше благодаря лечению, она разговаривает с психологом и все чаще я встречаю ее на первом этаже. Она больше не закрывается в спальне, а спускается, чтобы помочь на кухне. Или чтобы поговорить с Игорем. Она трижды наставляла ему синяки, когда хотела то ли сбежать, то ли выплеснуть внутреннюю боль, и каждый раз Игорь принимал удар на себя.
Мне нравится Игорь. Он такой же молчун, как и Арман, и постоянно отмахивается от моих извинений. Он раньше стоял над стенками, на удалении, чтобы не нервировать, но сейчас кажется тоже заметил, что Яна привыкла к нему. Он подходит ближе и даже заговаривает с ней, если она смотрит на него.
За этим так странно и удивительно наблюдать. Они как первокурсники несмело нащупывают дорожку к друг другу. Только тут дело не в смущении, а в прошлом Яны. Не знаю, как много знает Игорь, что вообще шепчут в кругах охраны, но он предельно осторожен. Я попросила его не задавать Яне вопросы о Стасе и вообще обо всем этом, а он посмотрел на меня с удивлением. Мол, как тебе вообще такое в голову пришло?
Я тоже не лезу в душу к сестре, закрывая тему со Стасом и Дитмаром на надежный замок. Ей хватает разговоров с психологом, а мы с ней постепенно начинаем общаться, как обычные сестры. Говорим о фильмах, сплетнях, хороших днях из нашего прошлого, о том, куда можно поехать, и как будет выглядеть моя семейная жизнь с Арманом.
— Прости, — вдруг бросает Яна, обнимая меня со спины. — Я говорила о нем плохое, но теперь вижу, что была не права. Ты такая счастливая, у тебя глаза светятся.
— Я правда счастлива, Яна. И из-за того, что тебе всё лучше, тоже.
— Я, наконец, сплю по ночам.
— Да, — я смеюсь, поправляя ее локоны. — Цвет лица стал здоровым, и кругов почти не видно.
— Я начала краситься.
— Да? Это точно хороший знак!
Янка всегда любила косметику, она в отличие от меня умеет наносить самые сложные макияжи или те, что совершенно не видно, зато кожа и черты лица кажутся как с обложки.
— Чуть-чуть тона, — говорит Яна. — И тушь еще. Коричневая, будто у меня свои ресницы густючие.
Она прихорашивается и снова хочет быть красивой. Вот что самое главное. Я не психолог, но мне так радостно от этого. Яна действительно вспоминает себя прежнюю, как по кирпичику, отряхивает от пыли свои привычки и любимые мелочи.
— Я привезу, какую хочешь тушь, — подшучиваю. — Хоть черную, хоть синюю.
— Chanel?
— Любую, Яна. Любую!
Хотя лучше всего было бы поехать в магазин вместе с ней. Мы пока не выбираемся дальше парка, который устроен внутри коттеджного поселка, но мы наверстаем. Она встанет на ноги окончательно и мы все наверстаем.