— Это я, — обычно произношу в такие моменты. — Спи дальше.
Его рана постепенно затягивается. Арман очень беспокойный пациент, он явно привык терпеть боль, сцепив зубы, и готов делать себе хуже из-за мужского упрямства, лишь бы не провести лишнюю минуту в кровати. Но на него действуют мои руки. И лучше лекарств. Когда дверь закрыта на замок, я позволяю себе дотрагиваться до его тела. Тягуче и мягко, я провожу пальцами по бугрящимся мускулам и глушу внутренний страх.
Арман слишком сильный. Как машина или жестокий зверь. Я всегда боялась таких мужчин, с детства выучила, как будет больно, если последует удар. Даже обычная отмашка. В ярости такие мужчины сами не понимают, сколько силы в их руках.
Но Арман другой… Я так хочу в это верить. Хочу убеждаться в этом дальше, как сейчас, когда он сидит напротив меня и ждет, когда я закончу с перевязкой. Он уже даже не морщится, когда я снимаю старые бинты и обвожу рану по кругу. Он смотрит то мои пальцы, то на мое лицо, и выглядит сосредоточенным. Я стою перед ним на коленях и накладываю свежую марлевую повязку.
— Что-то случилось? — все-таки спрашиваю, когда начинаю на кончиках пальцев ощущать его напряжение.
Он смотрит на меня тяжелым взглядом. Я чувствую напряжение и понимаю, что внутри зарождается страх, хотя ничего этого не предвещает.
— Ты снова дрожишь, — с небольшим раздражением говорит Арман.
— Знаю. Ничего не могу с этим сделать, — я быстро убираю руки и сжимаю в замок.
— Снова боишься?
— Ты напряжен, — оправдываюсь я.
— Это рабочее, Катя, к тебе не имеет отношения. И я редко расслабляюсь.
Я как-то слишком резко поднимаю на него взгляд. Не расслабляется? Из-за возможных угроз? Или понимания, что в любой момент могут прийти?
— Не нервничай, — уже мягче говорит мужчина. — Хочешь, поговорим о чем-то?
— О чем?
— Я бы предпочел о Дитмаре, но ты все равно ничего не скажешь. Давай о том, что ты любишь.
— Можно мне сначала в душ?
Арман смеется. Запрокидывает голову назад и кивает.
Я быстро встаю и бегу в ванную, наспех принимаю душ, вылезаю из ванны и вытираюсь. Наклонившись, стираю влагу с ног, а когда выпрямляюсь, натыкаюсь на хмурый взгляд Армана и меня снова пробирает дрожь.
— Хотел убедиться, что мне не показалось, — говорит он и подходит ближе, берет меня за руку и проводит пальцами по боку, где осталось пару шрамов. — Ты соврала насчет побоев, да?
Я киваю. Не хочу больше ему врать. Вспоминаю наказания отца и вздрагиваю. Он часто переходил черты, мог без причины ударить меня, а в приступе ярости оставлял отметины на теле. Хорошо, что многие из них прошли, но вот эти, оставленные плетью до разрезов, остались.