— Ты забыл? — Арман ударяет его головой о стену. — Забыл, сука, как сюда попал? Так я тебе напомню…
Арман что-то говорит ему, поворачивает голову к парням и бросает что-то резкое и им.
— Ты мне здесь бунт не разводи и понятия не путай. На мое место встать кишка тонка, — Арман сжимает руку на горле Дикого крепче, а затем отпускает и смотрит ему в глаза. — За то, что ты оспариваешь мои действия тебя придушить мало, но пока ты мне нужен.
Дикий сдается первым, опуская взгляд вниз и преклоняя голову. Я с удивлением смотрю на то, как это же делают и другие парни. Они признали его авторитет?
— Всем все понятно? Или кто-то еще выступить хочет?
Грудь Армана часто вздымается, руки свисают по бокам, а взгляд наполненный такой яростью, что я хочу побыстрее скрыться. Сейчас я почему-то не уверена в том, что он не навредит мне.
— Девка моя. И трахаю ее только я. Кому горит — всегда можно подрочить.
Это звучит грубо и ужасно, но я понимаю, что именно это всех сдерживает: признание авторитета. Каждый из парней признает решение Армана.
— Катя! — рычит, делая полуоборот ко мне. — В душ пошла!
Я поспешно встаю и срываюсь с места. За какие-то мгновения преодолеваю расстояние от кровати до душа и скрываюсь за дверью, ожидая Армана. Я не жду ничего хорошего, но не боюсь, знаю, что выйду отсюда целой и невредимой.
Он приходит через минуту, громко хлопает дверью и щелкает замком, а потом преодолевает разделяющее нас расстояние и больно целует в губы. Хватает за волосы и тянет куда-то к стене.
— Делай вид, что тебе больно, Катя. Умоляй, плачь, что угодно, чтобы они поверили, — я едва различаю его шепот, поднимаю взгляд на его злое и одновременно печальное лицо и кричу.
— Не надо! Прошу, не надо! Пожалуйста…
Я не плачу, но всхлипываю, делаю все, как он велел, чтобы там, за дверью, все поверили.
— Не надо-о-о.
— Заткнись, сука, — голос Армана звучит громко, а после следует удар о стену, от которого я не сдерживаюсь и взвизгиваю.
Я больше не притворяюсь и плачу по-настоящему хотя бы потому, что понимаю, где мы и куда нас загнали рамки. Я не уверена, что когда выйду отсюда на меня перестанут смотреть, как на ту, которую потом можно будет трахнуть. Как не уверена и в том, что с Армана больше не спросят.
Он имеет авторитет и его признали, но надолго ли? Как скоро они поймут: по взглядам, касаниям, словам, тону Армана, когда он забудется, что что-то не так. Что вместо ненависти и простого потребительства он чувствует ко мне что-то большее. Я говорю что-то еще, уже не кричу, просто пытаюсь стонать и плакать одновременно. Арман же едва сдерживается, сжимает руки в кулаки и упирается в стену. Я знаю, что и ему непросто: он разрывается между своими людьми, которых знает гораздо дольше, чем меня, и мной, которая хоть и не предавала его брата, но все-то думают иначе.