Пожалуй, да. Хочу выглядеть не хуже его медсестры, которая почему-то все еще ошивается в доме. Она всегда накрашена, а ее прическа уложена так идеально, что не оставляет сомнений: Людмила Александровна собиралась не только на работу. Стараюсь отбросить мысли о ней и, обув балетки на низком ходу, выхожу из комнаты и направляюсь в спальню к Ахмеду. Поднимаю руку, чтобы открыть дверь, но та неожиданно отворяется сама.
На пороге возвышается Людмила Александровна. Она удивленно осматривает меня с ног до головы и, неодобрительно поджав губы, пропускает меня внутрь. Если бы у нее была возможно, я уверена, она бы с радостью сбросила меня со второго этажа, но Ахмед хочет видеть меня, и она ничего не может сделать.
Закрываю за собой дверь и с удивлением отмечаю, что Ахмед привел себя в порядок: надел рубашку с запонками, подстригся и даже подстриг бороду, так что теперь она больше не напоминает бесформенное нечто, как было во время комы.
— Вижу, ты тоже решила подготовиться, — сейчас Ахмед улыбается так, что я больше не знаю, что говорить и как себя вести.
Он же ведет себя так, как будто именно так мы и общались до комы: легко и непринужденно. Он, кажется, даже пробует шутить.
— Ты выглядишь потрясающе, Вика, — отвешивает мне комплимент.
Я же, окончательно растерявшись, лишь скупо улыбаюсь. Ужин нам приносят на большом подносе. Его ставят на кровать, куда я тут же залезаю. Устраиваюсь практически под боком у Ахмеда и с удивлением отмечаю, что от него пахнет мускатом и цитрусом. Этот запах забивает ноздри и не дает нормально мыслить. Мое плечо трется о его рубашку, рука невзначай касается его ладони, когда мы одновременно тянемся за хлебцами. Что-то между нами происходит, но я никак не могу понять, что именно.
Ахмед
Там, где он был, было очень холодно и одиноко. Ему казалось, что он находится где-то в другом измерении, возможно, даже в аду. Только вот его ад выглядел не так, как у других. У не было адских жаровень, печей, огня и пыток. Не видел он и самого дьявола. Ему просто было очень больно и тяжело вернуться.
Несмотря на боль и чувство, что его раздирают на части, он слышал его. Голос. Тихий настолько, что его было едва слышно, и будто стыдливый, или скромный. Понять было сложно, потому что мысли путались и голова была туманной. Он слышал все и далеко не сразу понял, кто именно с ним разговаривал. Только потом к нему дошло, что это была Вика. Ее голос. Только сейчас он звучал не загнанно и опасливо, а уверенно и даже слегка нежно.
Тогда он себе и пообещал, что если вернётся, если сможет побороть саму смерть, обязательно сделает так, чтобы услышать ее такой ещё раз.