Дым?
На побережье не горело ни одного костра.
И при таком ветре любой дым развеялся бы вмиг. Это полупрозрачное облако не просто висело на месте, постоянно меняя свой вид, — оно на глазах увеличивалось. И приобретало странный серебристо-желтоватый оттенок, — цвета топлёных сливок.
Только если бы эти сливки были взбиты из ртути.
А вытапливались в наших снах.
И на всём небе — ни облачка больше, ни кусочка.
Это зрелище было очень беспокоящим.
Хотя нет, это началось раньше.
За год до этого. Мы валялись кто где на поляне — ловили первую послеполуденную тень. Ощущения, как потом выяснили, у всех совпали. В самом главном. Вначале невесть откуда появилась тревога, — ни с чем конкретно не связанная. Тревога оттого, что совсем скоро произойдёт непоправимое. В следующий миг словно бы волна цунами обрушилась на поляну, на нас. Волна, ощутимая всем телом — как будто из неведомой дали волна мощи упала вдоль наших тел — с Севера на Юг. Она не пронеслась через нас и дальше, а именно — достигла нас.
Именно нас.
Тело затопила прохлада издалека. Извне. Она накрыла нас и оставила после себя безусловное понимание:
всё не станет, а — уже стало другим.
Совсем другим.
О, эти великие гости! Марату, уснувшему в это время на берегу, снился огромный пустой бетонный канал. Внезапно будто открыли шлюз, и канал одним прыжком заполнила волна прозрачной темноватой чистейшей грозовой воды. Я всякий раз пытаюсь вспомнить, когда же это началось…когда началось, когда началось…иногда кажется, что до нашего рождения. Началось не здесь. Не на земле.
Но это — безответственная блядская мистика:-) а в действительности всё, как известно, — всё не так, как на самом деле. Однажды в лесках нам стало казаться, что нас стало больше, чем есть на самом деле. Чьё-то ещё присутствие ощущалось естественно: готовясь к ужину, мы раскладывали на одну миску больше. Собираясь на выложенной известняковыми плитками площадке возле костра, мы приносили на одну подстилку больше. И ночлег раскладывали на несколько человек больше. На следующий год, и в течение него до встречи в лесках, вначале сквозь сны, стало ощущаться, что к нам кто-то приближается издали.
Постепенно к нам приближалась группа людей. А в то лето они совсем приблизились к нам и во снах, и наяву, — их золотистые силуэты виднелись уже за краем нашей поляны, за холмиком по пути к солоноватому роднику. Они продвигались, приближались из другой глубины резкости, из другого — к нам, — именно к нам.
Я подчёркиваю — именно к нам, потому что в то лето всё население снов вдруг сорвалось с мест: великая небесная миграция, трафики странных существ, тоннели обратного времени с камикадзе света, существа, древнее чем всё, кучки богов и божков с их свитами и сворами, странники и кочевники всех мастей, — они все как будто получили нечаемую уже визу на выезд — дотоле разграниченные вместилища миров как будто совместно выделили из себя неохватные поля без пределов, где происходили все эти переселения, эвакуации и репатриации… гомон такой стоял! А эти — численностью примерно равные нашей свободной команде — приближались именно к нам. Но нас и их разделяли ещё несколько слоёв времени и нашей глупости. Одержимость — роковое испытание на пути к свободе. Всё случайное вдруг предстаёт неслучайным. Причём — самым стрёмным неслучайным из всех возможных. За каждым шевелением и давлением тени и света на нашей поляне открывалось Вне. Другое. Неизвестное. И проход между нами и вне стерегла наша вялотекущая исключительность. Безотчётная — как плохо чувствуешь запах своего собственного тела. Вернее, он никогда не кажется неприятым:-) так же, как самособойразумеющееся: всё, что происходит — происходит из-за меня. И для меня.