А не просто так. Ну, или как ещё сказать, как назвать эту невозможную инфантильность? Эту детскость, в худшем смысле этого слова?
Психи, все психи! Достаточно хоть одному кубику из привычного паззла выпасть, и остаётся только это: упасть на спину и сучить ножками в истерике.
Просто — психи, а не в лучшем смысле этого слова.
Вира как-то рассказала: мужики мне часто говорили: «Вира, ты — такая дура!!!» И я всегда про себя понимала: ну!! это они имеют в виду, что я какая-нить — такая, особенная! тааа-акая! И игриво закатывала глаза. Ну, думала — имеют в виду, что я — особенная дура! Что они так заигрывают со мной:-). Ну, и я не до конца отказывала им в надежде. И вот я разменяла третий десяток лет. И вот теперь я вдруг начала их понимать. Они-то имели ввиду, что я просто — дура. Просто дура, и — всё. Больше ничего». Эти дети внутри нас! С задержкой в развитии! Эти сволочные, упёртые, капризные вымогатели сладкого! Сладкого и жалости.
Мне, мне и ещё раз мне. Но в тот раз в лесках мы нарвались на радикальное средство от жадности. За всей этой устрашающей завесой таилось то, что никто из нас не проглотил бы. Там не было сладкого. И полностью отсутствовала жалость.
Такой входной билет. Мутно-дымно-жёлтые демоны вырывались прямо из-под земли — для кого-то во сне, для кого-то наяву. Смерчи стрёма носились по поляне. И по всей истории каждого из нас. С секунды на секунду могло произойти самое праздничное — цепная реакация. Пара недостаточно трезвых и ироничных взглядов или фраз, и — поляна стала бы палатой № 6. Для почти двух десятков людей.
Притом без братанов-санитаров. Все пытались перевести происходящее с Вертолётом в затянувшуюся истерику.
Все надеялись, что Вертолёт просто заигрался. Отчаянная зацепка нормальных людей: безумие существует только в кино или в психушке. Но не здесь. Не рядом с нами. Не в знакомом лице Вертолёта. Которое опять скукоживается и с козлиным удовлетворением начинает плевать во всех и всё. — Откуда, блять, у него столько слюней набирается?!!!! Ссука!! Прекрати харкаться!! Сначала слиняли Большая и Валли. С тем, что если получится, то, может, они ещё вернутся. Они слиняли, но зато появились Анду с Желой. С шестилетним сыном. Который реагировал здоровее всех. А Анду — его сразу прихватил за темечко когтистый тёмный останок рыцарской контроломаниии. Если честно, кроме Большой и Космоса, больше всего я боялся именно за его крышу.
Остальные меня беспокоили меньше, намного меньше. А вот Анду… внезапно его обычная твёрдость на глазах стала хрупкостью, а всегдашняя трезвость — маской обречённости.