Ночью я опять сидел под звездами. И молча орал всем им: «Вы все, блятть! все! будете здесь, здесь, на этой поляне!»
И все они действительно побывали здесь. Упругий Толстэк с Сестричками, как тройной катамаран, разрезает хохотом всю округу. Золотая Потапа — прозелень лукавых глаз под копной волос цвета персика. Под бесконтрольный, как ночное недержание, смех слушающих она уводит великими мелочными историями и пением: внезапное сновидение без перил под звездой. Вишнёвоглазая Лла изумрудным светом отменяет любую беду и ткёт, как медвяную музыку виолончели, невидимую ткань защищенности для всех живых. Смугловольный, самый вольный из нас — Марат с Никой и её самофракийским сиянием: лук и стрела. Нержавеющая алебадра Валли с её тонким закосом под шкурой сербской овечки.
Золотые искры в синих далях — Большая. Военно-полевой Желли — кареглазый воин с руками гейши. Вертолёт с пламенным мотором вместо: единственный прыгнувший босиком. Греческие ступни с одним волчьим когтем. Собаки, наши собаки тоже были здесь: любимый мой друг Ра, овчарка, научивший меня дышать, пёсик Карлос с большим отважным сердцем, любитель помидор.
Да, они все здесь побывали.
И не только здесь.
Но это уже совсем другие истории.
=======================
Но лески — вовсе не только это, вовсе нет. Полифонические звонки цикад — из слоёв времени с различной концентрацией.
Концентрацией чего?
Того самого, бааа-алин!! Личинка цикады развивается 17 лет. Перед тем как пропеть единственное лето.
Такие большие годы для их маленького тела. Может, поэтому их стрекотание в лесках пронизывает, проникает сквозь времена? По сравнению с этими концентраторами времени наши посиделки — двухнедельное созревание, пусть и шесть лет подряд — просто фастфуд.
Мы так спешили!
Особенно я. На кромке темноты — волна без волны — хотел бы я рассказывать так же, как стрекочут цикады в лесках. За одно и то же я люблю и не люблю музыку: она невозможна без прошлого.
Музыка — круги на воде от выпрыгнувшей рыбы.
А рыба — ау! Пока-пока!
В лесках — не было прошлого. Всё было сейчас и прошивало, как трассера, янтарную тьму. Оттенки сумерек. Прозрачный палевый. Неуловимый аметистовый. Нет-нет, музыка прошлого для меня давно закончилась. Прошлого не было со мной уже тогда, в самом начале лесков.
Я живу без этого.
Мои чувства странны?
Это не чувства. После заката, перед сумерками начинает меняться всё.
Поди найди нас. Медленное течение неведомо-оранжевого, опалово-сиреневого и прозрачно-тёмного вемени. Отделённая тишина, как птичьи норы в глинистых склонах, — за каждым звуком. Каменнная мозаика фосфоренцирует вокруг очага. Холм за спиной с дико шевелящейся поющей травой. Тёмные кроны акаций. Гамак между двумя стволами — на самой кромке поляны.