Она мне нравилась
Я поднёс правую руку ко рту.
Открыл рот.
А дальше — найн!!
Тело вдруг перестало меня слушаться.
Невозможно было убедить тело — продолжить.
Я начал выжидать. И обнаружил, что в этом сопротивлении тела есть пульсация — приливы и отливы непреложности. Улучшив момент отлива, я __ запихнул ______капсулу __в рот и ___судорожно проглотил её.
И мгновенно отключился.
……………………………………………………………………………………………………………………………..
Из серо-свинцового небытия меня стали возвращать какие-то невозможно щемящие звуки.
Постепенно они стали звуками музыки.
Танго!!! Притом — в телевизионной трансляции — судя по звуку. Я стал откуда-то всплывать — оттуда, где меня не было… И понял, что могу открыть глаза.
Это была та же комната в общаге.
На соседней койке сидел мой сосед по комнате.
И смотрел телевизор. На меня обрушилась самая страшная мысль за всю жизнь: НИЧЕГО НЕТ. ДАЖЕ ЗАБВЕНИЯ. СМЕРТИ НЕТ. ТАМ — ПОСЛЕ СМЕРТИ — ВСЁ ТО ЖЕ САМОЕ. НАВСЕГДА. НЕТ НИЧЕГО ДРУГОГО. О, это пронзающее танго — я так его любил до этого — то самое, под которое в 30-е годы стреляли себе в висок несчастные влюблённые, ха-ха! Я содрогаюсь с тех пор, когда слышу это летящее танго. Надо ли объяснять, что капсула была искусно подделана одним из друзей, — он был художником-оформителем. Внутри была — сода. Но за всем этим стало проглядывать незнакомое мне прежде чувство юмора, — не моих друзей, а — чего-то за кадром, всё той же неизвестной мне силы. Никто не знал меня настолько, чтобы вернуть из небытия звуками именно этого танго.
Ха-ха!
Очень странный юмор.
Но — ободряющий.
Оставляющий шанс на что-то другое. Танго зазвучало — именно только тогда — в тот момент — когда — без стражи инстинкта самосохранения — я мог прямо понять: есть вещи хуже, чем смерть. И сама смерть — не лучшее из того, что может быть с нами. Есть что-то другое, кроме неё… но в тот раз я ещё остался очарован смертью.
Да.
Тяга к самоубийству — очень сильный наркотик.
Крепкий.
…………………………………………………………………………………………………………………..
…………. не записки одинокого человека. Мне повезло: я встретил тех нескольких людей со странными глазами. Тех, кто за много лет до наших встреч приснились мне в последнюю весну в Городке.
Я встретил их. И мы узнали глаза друг друга. Потом — забывали, вспоминали, опять забывали. Но — вспомнили. Но об этом — достаточно. Это уже касается не только меня. В этом нет никакой блядской мистики. Это невозможная реальность судеб. Какая мистика! — мы не рассчитываем на скромно улыбающуюся Фортуну, прячущую счастливый конец за спиной. Всё — хе-хе! — мероприятие было более чем рискованным с самого начала.