Оружейник успел узнать, еще в первые дни после воскрешения, как меня восхитила возможность стоять под струями и наслаждаться теплым дождем прямо дома! Кто бы ни выдумал это, тот знал многое об удовольствии и удобстве.
Когда-то очень давно, когда была девочкой и Лаат взял меня в поездку к одному дальнему храму Моря, я сбежала утром от своей воспитательницы к берегу и играла там, никем не найденная, много часов подряд. Строила песчаные и каменные башни. Пыталась ловить крабов. Просто бегала вдоль волн и отпрыгивала от них, превратив белые пены в своем воображении в языки морского чудовища. А когда устала, решила искупаться. Скинула всю одежду и поплыла. Я с детства тянулась к свободе, часто убегая от пригляда и прячась от учителей. А с того вольного морского плаванья я полюбила чувство воды. Потоки, волны, слои тепла и прохлады, соленые и пахучие, плотные и прозрачные - ласкали голое тело, играясь с ним, как с рыбкой. Не страшно, но сильно, как может играть волчица со своим щенком.
Много моря было лишь в детстве, а с тех лет, как жизнь унесла от Побережья к северу и горам, я даже в лохани, в стоячей воде, редко купалась. В доме Аверса я также простаивала в струях душа подолгу, превращая дождь то в холодный, то в горячий, и долго не могла поверить в то, что промокаю не в одежде, как было бы при открытом небе, а могу наслаждаться потоками обнаженной. Это не море, но близко и так исцеляюще!
В этот раз я не задерживалась. Быстро уступила ванну Аверсу, уйдя в комнату сушить волосы и устраиваться на новом месте. Я не знала сколько точно дней мы пробудем здесь, но с первых минут поняла одно - в новом мире возможно жить так, чтобы сердце не изнывало от тоски. Мы поселимся близко к морю и дальше от города, будем окружены тем, что любим и к чему лежит душа...
Мысль о будущем толкнулась надеждой, которую я таила не только от Аверса но и от себя самой, а теперь поддалась ей в полную силу...
Шрамы перешли вместе со мной, но они внешние, а что если молодость и здоровье тела подарит мне заново способность зачинать и вынашивать детей? Моя женская природа истаяла с тех лет, когда я утратила и память. Я вспомнила о себе после Миракулум, но те страшные дни надругательства до сих пор покрывает милосердная пелена неясности. Разум уже тогда стирал и притуплял пережитое, приглушая ужас и безысходность беспамятством. Ратники много меня поили, сильно били, держали в темноте, где нельзя было считать дни и ночи, и все превратили в бесконечный кошмар. Я даже не знала, как оказалась на свободе после. Сама ли сбежала или кто спас?