- Я тоже, Аверс.
Мрачность развеялась. Ему стало легче от признания и моей клятвы, хотя мы оба достаточно знали жизнь - сила событий может нас вновь развести, не посчитавшись с чувствами. Спросит ли нас судьба - где ваш предел и сколько еще способны вынести, если решит вновь сыграть злую шутку?
- Есть ли что-то, Рыс, что тревожит тебя сильнее всего и о чем я не знаю? Если это страх, я хочу развеять его, если сомнение - разрешить, если боль - разделить и избавить.
- Надежда... - как же трудно оказалось признаться в этом, и голос мой потому едва осилил слова, а к глазам подступили слезы. - На то, что из прошлого я унесла за собой лишь шрамы, обретя вместе с новой жизнью и исцеление. Жду каждый день и молчу - об этом, и против этого страха, сомнения и боли мы оба бессильны. Я хочу дать жизнь тому, кто будет нести в себе наши частички, наше продолжение, наше истинное бессмертие. Дать жизнь сыну или дочери.
Аверс ожег меня взглядом. На его молодом лице проступило столько чувств, что все во мне дрогнуло от понимания - я задела глубокое и живое. Мы жили друг ради друга, смирились с тем, что есть, давно, но...
- Я тоже, Рыс, хочу и надеюсь. Знай, что половина этой ноши моя...
Он дотянулся до руки, стиснул ладонь и от ощущения крепости его пальцев, я почувствовала, как сердцу легче.
Глава восьмая
В обратную дорогу, занявшую всего несколько минут, поднялся ветер. Сильный и довольно холодный, так что спохватились мы вовремя. Лошадей оставили конюшим - распрягали и отводили по стойлам не мы. Переоделись обратно, и в доме обнаружили, что никто из наших попутчиков пока не приехал.
- Вот и славно.
Аверс сказал это тоном хозяина дома и заставил меня беспечно улыбнуться. Его самого мы нашли в кабинете. Из-за веса Роттери всеми своими покоями располагался на первом этаже, возненавидев лестницы, и из-за открытых настежь дверей вышло невольно подслушать. Голос его то звучал нормально, то еще сбивался на остаточный от простуды сип, но не менее грозно:
- И что? Плевать я хотел на то, что он ректор... и что? Договор подписан, пусть попробует оспорить, если дурак. Хочет попасть в новости? Я ему это обещаю!
А потом еще ввернул словечки "репарация", "эго" и даже нехорошее обзывательство из современного лексикона в адрес несчастного. Барон здесь был бароном, а с внешним миром вполне общался как тот, кто не просто прожил года в новом веке, а хорошо адаптировался.
Когда он бросил трубку, то заметил нас у двери и немного нервно огляделся:
- Портит атмосферу, поэтому сюда я переселенцев не пускаю. Кабинет нужен мне таким для работы.