Начался бой. Альгабеньо и Бельмонте превзошли самих себя, вызвав бури потрясающих восторгов и совершив то, чего до них не совершал еще ни один из самых прославленных матадоров. Они так вели опасную игру со своим четвероногим противником и так рассчитано был нанесен решающий удар шпагой, что и первый, и второй бык, падая, пораженные насмерть, как бы преклонили колени перед королевской ложей.
От Маргареты Альгабеньо получил бриллиантовую булавку, Адриан же подарил красавцу Бельмонте золотой портсигар. Перед самым концом боя Адриану была доставлена Джунгой из дворца телеграмма, помеченная Парижем и подписанная шефом тайного кабинета:
Дела исключительной важности требуют немедленного возвращения в Париж.
А дело вот в чем:
Приехал Чова, – племянник гайдука Зорро, – со своим сыном Сафаром. И не успели войти, – первым делом и к Зорро, и к Бузни:
– Где Его Величество?
– Да вы-то сами с какого ковра-самолета свалились? – вопросом на вопрос ответил Бузни.
Но приезжие ценили каждое слово. Да и нельзя было иначе. Каждая минута безумно дорога.
Велико было их отчаяние, когда они узнали, что Адриан вернется только через несколько дней.
У отца и у сына это отчаяние выразилось неодинаково. Пожилой, сухой, пергаментный горец, по-восточному одетый, Чова, схватившись за голову, покрытую чалмой, завыл, стиснув зубы. Сафар, кандидат прав Бокатского университета и бывший депутат парламента, похожий на англичанина скорей, чем на пандура, по внешности утонченнейший европеец, выдавал свое волнение только игрой лицевых мускулов.
Выслушав их, шеф тайного кабинета убедился, – всякое промедление может катастрофически отозваться на том, что уже пущено в ход и чего никакими силами нельзя остановить. Либо – смерть, провал, неуспех, либо – жизнь и свобода.
Бузни отправил королю телеграмму, и через тридцать шесть часов экспресс Мадрид – Париж примчал короля.
И с ним так же лаконичны были Сафар и Чова:
– Ваше Величество, если через трое суток вы не будете среди своих верноподданных и своих войск, счастье может изменить нам.
– Как? Уже все готово?
– Все, Государь! – ответил Сафар. – Ваше немедленное присутствие там необходимо по нескольким причинам: и моральным, и политическим. Восстание – анонимное само по себе, без объединяющего знамени, знамени, которым должны быть вы, – обречено, если и не на неуспех, то, во всяком случае, на успех под большим сомнением. Если же вы будете среди нас и лично поведете войска, то насколько поднимется настроение у всех жаждущих раздавить большевиков, настолько падет оно у самих большевиков. Это посеет среди них панику, и мы, если не церемониальным маршем, то не встречая серьезного сопротивления, можем занять Бокату.