Когда Владимир присмотрелся к их союзу взором сурового наблюдателя, то без труда заметил, что эти двое являют собой классический дуэт своенравного мужчины с непростым характером и тихой сглаживающей углы женщины. Дарья подходила и ему, потому что Владимир расшатался на фронте и привык серчать. Поэтому он чувствовал с Максимом какое-то сходство, но лишний раз пытался избежать его взгляда.
– Терпеть любовь, не пламенея взамен, так утомительно! Те, кто говорят, что лучше быть любимым, чем любить, имеют слабое сердце, – как-то сказала Даша.
«И тем не менее из долга или страха остается с ним?» – задавался вопросом Гнеушев.
Владимир видел желанную женщину и брал. Какой мужчина на его месте не поступил бы так же? Раньше он непременно подумал бы об этической и моральной стороне. Но теперь это было глупо, если не жалко. После всего поддаваться кем-то навязанным застревающим в мозгу нормам, которые никому не сделают счастья… Которые нужно отринуть лишь потому, что кто-то выкрикивает, будто они непреложны. Отречься от радости из-за того, что муж не может стать для жены всем? Какой бред! Рассусоливания о чести и долге казались неимоверно лицемерными. Нет, Владимир не стал творить и сеять грязь на каждом шагу, для этого его внутреннее поле было достаточно критичным. Его лишь возмущало, что никто не живет по навязываемым собой же правилами, подстраивая их под себя в зависимости от ситуации. Слишком много ограничений и страхов было в его жизни, и ничего они не принесли кроме затянувшейся свербящей привязанности к Владе.
Какая-то юная, беззащитная была эта Даша, когда он на короткое время убегал из госпиталя в ее комнату. Владимир по сравнению с ней чувствовал себя прожженным волком и поражался собственной щетине. То, что Дарья замужем, со временем стало иметь лишь практический смысл – нужно было убедить ее остаться с ним, а так же уворачиваться от зорких глаз Максима. Лишь поначалу эта связь воспринималась как развлечение. Гнеушев был достаточно серьезен, чтобы поневоле думать о будущем, не в силах пускать все на самотек. Трогательным, но незначительным казалось то, что она не так давно связана с Максимом. О том, как они связали себя браком, он даже не спрашивал. Ничто теперь не казалось слишком важным, ради чего стоит вертеться. Гнеушев хотел лишь приходить в ее чистое прибежище и видеть ее тело. Какое-то стыдливо худенькое, ищущее после разбросанные чулки и смятую юбку. Но тем не менее серьезные думы против установки неслись в разум.
– Ты как будто со страниц романа старого сошла! – воскликнул он в минуту нежности одним вечером, когда они шептались в саду, оглядываясь и смеясь, как бы не обнаружил их Максим.