– Почему ты читаешь мне нотации?! Ты ведь атеист!
– А что, только верующие обладают моралью? Истинно белогвардейское воззрение – лишь мы оплот нравственности только потому, что верим в какую-то высшую силу! И при этом творим всякое.
– Что уж теперь говорить, – перебила Даша не без дрожи в голосе. Она хотела возразить, что хорошо говорить, когда все кончено, но какая-то шкала справедливости внутри не позволила ей сделать это.
– Ты раньше беременела? – спросил он, едва не задыхаясь, чтобы прийти в себя и понять, как можно так.
– Нет… Он следил за этим.
Вот как… Значит, в этом Максим оказался существенно подкованнее его. Владимиру стало и совестно и противно. Это ведь и его вина тоже – не смог, подвел…
– И ты даже не стала мне об этом говорить! – взревел он, не утерпев и выплескивая в этом вскрике еще и злость на себя.
– Не хотела утруждать тебя.
– Утруждать? Да ты вообще понимаешь, что натворила? Некоторые женщины намеренно этим ловят, а ты даже не сказала…
– Это бы ничего не изменило. Это мое тело, и мне решать.
Эти слова от милой мягкой Даши были в высшей степени странны. Она даже не думала о возможной беременности – авось, пронесет, а когда она свершилась, быстро и без каких-то сомнений приняла единственно видимое ей в этой ситуации решение. Так казалось Гнеушеву.
– Я, может, именно об этом и мечтал… Чтобы все нормализовалось… Ничего не хочется так сильно после крушения старого мира, как нормальности, – сказал он, потухая.
– Да ведь у меня тоже есть свои мечты, Володя! Знаешь, если уж нас и толкают в такой мир, где не обойтись без боли, я по крайней мере хочу иметь выбор. Несмотря на все эти заверения в равноправии мы – лишь сырье, не хуже вас, но более подверженное биологическим и, как следствие, социальным проблемам. Как бы там ни было, детские сады и прочее, все равно вертеться как белка в колесе, забыв о себе, погрязнув, растворившись в этом! О нас никто не думает, не то нынче время, это даже удобно – отгородить от знания, от легальности выбора, чтобы рожали и рожали, как скот. Но это невозможно, не выживешь с такими зарплатами. При всем моем приниженном положении я не хочу попасть в еще более ведомое – с ребенком в расцвете лет по чьей-то указке. У меня есть хотя бы этот страшный и болезненный выбор. Что же, мне нужно было отказаться от всего только потому, что так случилось?! Или потому что ты так сказал?!
– От чего отказываться?!
– Да это тебе легко говорить, ты же мужчина! Не тебе рожать, кормить, растить. Только и можете, что на ночь поцеловать в то время как мы весь день с ребенком носимся. И как ты имеешь право еще презирать меня за это, выставлять себя попранной стороной?! Извечная ваша вера в то, что только у вас жизнь тяжела.