– Сегодня Наташа погибла…
Влада устала реагировать на такие заявления.
– Она загородила его от осколков… Она, видно, крепко его любила.
Влада вновь промолчала, затем, почти томно закрыв глаза и подрыгивая коричневыми ресницами, поджала губы в немой скорби.
– А ты бы так смогла? – задала вопрос Алена.
Влада не ответила. Алена подумала, что соседка спит, и оставила ее в покое.
Во Владе пульсировало желание жизни вопреки всему. И чем злее становилось вокруг, тем неумолимее был закон выиграть. Назло. Вопреки. Если бьют, значит, жизнь того стоит, иначе зачем все?
Ночью было не так страшно, как днем. Дымка нереальности и отчасти даже сказочность сна притупляли суровые будни. Но, отходя в идиллический мир грез и покоя, который на войне переворачивался в еще один кошмар наяву, Влада чаще всего видела сцены смертей ребят, которых не сумела спасти, кровавую кашу и грязное месиво. Пока солдат еще слышал, дышал, не отдавался в безбрежную власть небытия, не склонял, словно лишь устав, головы, нужно было говорить с ним, успокаивать, заверять и просить сделать над собой усилие, понимая бесполезность произнесенного. Нельзя, столько впереди, это невозможно, бессмысленно… Он уже мертвый, глаза раскрыты и со страхом и отторжением глядят наверх, а Влада все что-то шепчет, обнимает.
Огромной напастью были вши. Они сидели на каждом миллиметре одежды. Постоянно чесались все места, где росли волосы. Владу тошнило при взгляде на пузатых мерзких жучков, наполненных ее кровью. Она давила их ногтями, и они взрывали с хлопком, похожим на взрыв. Избавиться от них было невозможно, помогало лишь мытье скипидаром или похожей пакостью, но где его было напастись? Фронтовые медсестры могли быть счастливы, когда им перепадал обычный котелок воды вымыть голову. Совсем чудно было, если удавалось нарвать крапивы и ополоснуть густым ароматным отваром обкромсанные локоны.
Женские дни всегда были неудобны и в мирное время, а теперь стали просто кошмаром. Дома приходилось сшивать самодельные шедевры из ваты и марли, потому что ничего нужного не продавалось. А на войне не было даже женского белья, медсестры ходили в мужских трусах и майках. Приходилось выпрашивать дополнительно, его редко давали. Даже ваты и бинтов не хватало для раненных, не до того было руководству. Хорошо, если старшина все понимал, не забирал из вещмешка лишнее белье. Девушки отрывали рукава от нижних рубашек, а их было только две. Иногда воровали белье у повесивших его на кусты солдат. Если долго шли, девушки искали мягкой травы, рвали ее и смывали ей ноги, окрашивая их в зеленый цвет. На жаре испачканные брюки засыхали, становились стеклянными и резали кожу. Слышался отчетливый запах крови от порезов. Тело мучилось от боли и испарины, голову кололо от перегрева, будто ее натирали наждаком. Ноги от сапог спаривались, разнашивались до гигантского размера.