Закончив с легендой Ясмина взяла в руки гитару и тронула струны. Она стала тихонько петь, что-то такое тоскующее и заунывное, но постепенно пальцы ее все больше терзали струны, голос становился громче и сильнее. Я же сидела не в силах пошевелиться.
У меня перед глазами картины сменяли одна другую. Я так явно видела старинную деревню, поля желтые вокруг, ясный солнечный день и голубое небо… Но, вдруг голубизну неба заволокли завесы едкого дыма, поднялась суматоха в селе. Горели соломенные крыши домов, бегали испуганные животные и визжали растрепанные девицы в порванных одеждах, настигаемые угрюмыми узкоглазыми бандитами, вооруженные кривыми кинжалами и луками со стрелами.
Тут и там лежат поверженные стрелами крестьяне, кровь ручьем… Чужая крикливая речь режет слух, сбивает с толку. Пропахший гарью ветерок бросает мне на лицо длинную светлую прядь волос, я убираю их машинально, и, вдруг до меня доходит, что я не смотрю на вселенское безумие со стороны. Я сама здесь, просто стою в полубессознательном состоянии и пялюсь на происходящее.
- Любава! Любава беги! – понимаю, что кричат мне, мигом разворачиваюсь к лесу и бегу, путаясь в длинных юбках. Неслась пугливыми скачками, как оленёнок, которого вчера мне показал в лесу дедушка.
Мне слышен глухой дробный стук, я не сразу понимаю, что это звук лошадиных копыт, приближающихся ко мне, будто со всех сторон сразу. Меня оглушает этот звук, накрывает с головой, и я зажимаю уши, руками приседая, кричу от ужаса. Я визжу долго, пока не срывается голос. Меня никто не трогает, и я уже собираюсь праздновать спасение, открывая глаза. И вижу сплошной забор из мужских ног, одетых в темные пыльные штаны и высокие сапоги с узорами, с загнутыми вверх носами. Тишина разбавляется хриплым грубым смехом. Смеются несколько.
- Вставай дева, набегалась, - раздалось прямо над ухом.
Я вздрогнула и уставилась на говорившего. Русский? Темные волосы и глаза карие, огромные радужки кажутся добродушными, мягкий журчащий акцент. Меня хватают и поднимают на ноги, шаря при этом по моему телу грязными руками, рвут на мне яркий красный сарафан. Вскоре я остаюсь только в длинной вышитой сорочке. А этот, с акцентом, стоит в нескольких шагах и смотрит, улыбаясь. Вдруг хмурится и что-то кричит бешеной своре усатых узкоглазых воинов, терзающих мое тело. И они послушно отходят. Только один поднимает голову и говорит:
- Тимур…
Недолгая перепалка заканчивается в пользу этого Тимура. Он хватает мои руки и связывает их веревкой, потом сажает на невысокую, светлой масти лошадь, а сам идет рядом.