Вот спустилась ночь, привёз конь Василису в глухую чащу. Вокруг не видать ни зги, только совы хохочут да скрипят вековые сосны. Страшно стало Василисе, но делать нечего. Стала она жениха звать. Тут взошла над лесом луна, и увидала Василиса, что идёт к ней девица красоты несказанной. Белый волос по белым плечам струится, груди точно две сахарные головы, ноги как молодые деревца. Улыбается Василисе:
– Никак моего царевича кличешь? Так знай: не видать тебе его. – Махнула на Василису платком с синими цветами и красными ягодами, затянула: – Как змея болотная извивается, чёрной чешуёй заплетается, так и ты, Василисушка, заплетись, так и ты, подколодная, изогнись. Травой-муравой прорасти на век долгий – ни петь тебе больше, ни слова молвить!
Закружило тут Василису, замутило. Глядит – а рядом с Белянкой царевич Лухар стоит, будто чужой, колдовством схваченный. Хотела позвать его Василиса, да онемела, и изо рта у неё трава проросла, а тело чешуёй покрылось. Стала она огромной чёрной змеёй, а корни к земле привязали. Расплакалась тут Василиса-Змея – набралось целое озеро слёз и утянуло её на дно.
На другой день привёз царевич Лухар Белянку в свой терем, и вскоре сыграли свадьбу. А после молодая жена велела мужу коня прирезать. Не посмел Лухар ослушаться и прирезал, да только никто не заметил, как выпорхнула из гнедого душа и зябликом в небо устремилась.
С тех пор стал царевич угрюм, молчалив. Дни и ночи сидел подле жены, глаз отвести не мог от её красоты. Да и простой люд дивился на молодую царевну, когда она сиживала у окошка. Но вот пришло лето, и чем жарче припекало солнце, тем реже показывалась царевна на свет. День-деньской пряталась в горнице, в самом тёмном и прохладном уголке. Только в хмарь выходила из терема, и народ сыпался ей под ноги, будто горох. Рты раскроют, любуются: красота-то какая! «Благослови, матушка», – детей подносят. А Белянке только в радость. Поцелует их в маковки, свадебным платком обмахнёт, пошепчет что-то на ушко. Иной раз ничего, обходилось. А случалось, дитя как подменяли: мать не признавало, за родную кровь не считало. Таких детей царевна повелела приносить ей на воспитание.
Вот войдёт к ней в горницу муж, а Белянка, обложившись чужими детьми, кормит их по очереди да ласково кличет игошами. Молока у неё полные груди, и не убывает. Пищат младенцы, дерутся между собой, кусают Белянку до крови, а та знай себе хохочет, всё-то она хохочет!
Долго ли, коротко ли, подросли игоши и все в Белянку пошли: беловолосые, синеглазые. Стали они убегать от названой матушки то на рыбалку, то по грибы. Проснётся Белянка, а детей и нет. Тогда накидывает она на плечи свадебный платок, подходит к окошку и поёт зазывную: