На том болоте исстари жили мавки с водяными. Весело жили, сами себя, как могли, развлекали. То выпью кричат, то прыгают по кочкам наперегонки с лягушками, а то человека в болото тянут. Тиной их не корми – дай кого-нибудь оморочить.
А делают так: сперва светом гнилушек завлекут в трясину, сами же сидят в ней тихонько, только макушки торчат. Человек идёт за огнями, шагает с кочки на кочку. По головам, значит, мавкиным, всё дальше и дальше уходит в болото. Вдруг кочка провалится под ногой – тут уж держись! Накинутся, опутают, сердце сдавят в лапах и утянут под воду. Чуть хлебнёшь болотной воды – назад дороги нет. Зелень под кожей заиграет, плеснёт в глаза, диким папоротом обовьёт голову. Если девушка попадётся, мавкой станет, если юноша – водяным. Хорошо живут болотные: век у них долгий, мох с каждым годом всё мягче, о прошлом и не вспоминают.
Чир был водяным, таким же, как другие. Вёсны танцевал, лета пел, зимы крепко спал подо льдом со своей мавкой Шушанкой. Однажды нашёл он на болоте птичку варакушку. Сама серенькая, на грудке как будто монисто – и крыло ранено. Нехорошо, подумал Чир, когда со своего пути сбиваешься. Взялся выхаживать варакушку, а она пела ему песни о большом мире: о горах и реках, о полях и городах да обо всём, что в дальних странах делается.
– Как огромен и красив мир! – восхищался Чир. – Вот бы самому поглядеть.
А Шушанка только посмеивалась над песнями варакушки:
– Сказки! Всем известно, что горы – это большие моховые кочки, реки – всего-навсего бегущая трясина, а людские городища – ветки да кучи грязи. Кругом одно болото.
Однажды нашли болотные глубокий овраг к западу от трясины. Какое замечательное место, подумали они, здесь мы заживём лучше прежнего. Вскоре затопили и заболотили, а потом пели и плясали, довольные новосельем. Но тут посреди оврага вспенилась чёрная вода, пошла пузырями – и выпросталась на свет громадная туша. Присмотрелись: никак медвежья? Стало быть, залили берлогу, а хозяин в ней издох давно. Плавает туша, не тонет – и смердит страшно! Судили да рядили болотные, как с напастью разобраться, но ничего путного не придумали. Взяли да и вытолкнули тушу на берег: авось само как-нибудь рассосётся.
Вновь зажили беззаботно, не ведая тревог, да только принесла варакушка вести: мишка весь грибницей зарос, да не простой, а синющей. Поначалу её, конечно, на смех подняли. Но варакушка твердила своё: всю калину уже плесенью побило, кукушкин лён сгноило. Призадумались болотные – ну, айда проверять. Пришли на край. Ба! Берег от грибницы синий-синий, а посреди туша лежит себе, полёживает, плесенью расцветает. Но для болотных грибница – дело привычное. Синяя, так что ж? И рыжая бывает, и красная. Попеняли болтушке, что развела канитель на пустом месте, и забыли.