— Согласен. Мне тоже показалось, что Рупертом Торндайком должен заняться я. К тому же, его облик показался мне знакомым. Я уверен, что не знаком с этим человеком, но точно его где-то видел…
Лайона насторожилась. Ее врачебный и психотерапевтический опыт подсказывал, что в таких делах, как работа с телом и душой другого человека, даже дальнее знакомство может стать неожиданной помехой. Но ведь задача ее мужа — не лечить Руперта, а обезвредить его! И какие-то смутные воспоминания не помешают Светочу сделать все необходимое!
Лайона догадывалась, что ничем хорошим для господина Торндайка встреча с Картаделем закончиться не может. Валлиану достаточно приблизиться к этому несчастному, впустившему Тьму в свою душу, и все будет кончено. Сильнейшая светлая энергетика взорвет и выжжет щупальца тьмы, опутавшие несчастного, заменившие ему нормальный энергетический каркас. Руперт погибнет, как погибнут и двое других заговорщиков.
Лайона сумела смириться с этой мыслью. Согласиться, что физическая смерть заговорщиков — это необходимо и неизбежно. В конце концов, они сами выбрали свою участь.
— Прибыли! — бодрый возглас мастера Аркадиана заставил госпожу Монтессори вынырнуть из задумчивости и вернуться к делам насущным.
31. Планета Отверженных. Доминик Триенариц
Заговор в разгаре
Сбежавший клон вернулся через неделю. Все эти дни Доминик метался, маялся сомнениями, разрывался между желанием объявить Дома-младшего в розыск, как вора, который увел документы и деньги хозяина, и опасением, что сам попадет в поле внимания силовых структур, а то и Светочей. Триенариц даже начал изучать предложения частных детективов, но и им побоялся доверить свою тайну.
А в одно далеко не прекрасное утро, измученный страхами, беспокойством и бессонницей, вошел в лабораторию, и увидел тело. Такое желанное и такое недоступное. Тело лежало на своей кушетке в позе спящего младенца и пускало слюни.
— Дом! Ты!.. — Триенариц бросился к клону, попытался растолкать, разбудить его!
Тело не ответило. Похоже, его таинственный обитатель ушел.
Доминик ругался. Хлопал тело по щекам. Плакал. Кричал в пространство, призывая сущность, которая пообещала ему мечту — и исчезла.
Двое суток Триенариц не выходил из лаборатории, не отходил от клона. Кормил, менял памперсы, горестно вздыхал, а иногда снова начал плакать — зло, отчаянно, без слез. На третий день начал умолять:
— Давай ты проснешься, Дом? Поговори уже со мной, а? Вернись! Ну, хочешь, оставайся в этом теле навсегда! Я себе еще одно сделаю… заведу тебе отдельный счет в банке. Сможешь делать, что хочешь!