Это было слишком. Эмма все еще плакала и не могла дышать, чувствовала, как он заполнял ее до предела, и была не в состоянии унять дрожь.
— Кажется, — жадно хватая ртом воздух, произнесла она. — Кажется, ты сейчас очень мне нужен, Чёрч.
Он кивнул, и Эмма мгновенно оказалась на спине. Он резко опрокинул ее на матрас, жутко ее напугав и не дав ей времени прийти в себя. Просто вонзился в нее на всю длину и со всей силы. Она вскрикнула, ее руки взметнулись к его груди, царапая кожу. Его идеальную кожу.
— Думаю, я всегда был тебе нужен, — хрипло выдохнул он, вколачиваясь в нее раз за разом, снова и снова, всегда и во веки веков. — Просто тебе потребовалось время чтобы это понять.
— Да, — согласилась Эмма, не имея понятия, о чем он говорит. — Да, да, да, да, все это, да.
Господи боже, он был невероятен. И он держал все это в себе? Не. Возможно. И в то же время, как он мог растрачивать это на кого-то другого? Чёрч был воплощением совершенства, и он просто ухлопал вот это на кого-то вроде Марси Макинтош.
Сердце Эммы пронзила острая боль. Когда Чёрч с Марси занимались сексом, она даже не подозревала об их существовании и все же чувствовала себя преданной. Она впилась ногтями еще глубже, ей хотелось, чтобы у него потекла кровь. Хотелось снова ее увидеть.
Он зашипел от боли, потом на мгновение замер, чтобы схватить ее за запястья. Чёрч запрокинул ей руки за голову и, придавив их к матрасу, обхватил одной рукой. До боли сжав их вместе, он, не переставая вколачивался в нее.
— Чёрт возьми, Чёрч, — теперь уже она дрожала по совершенно другой причине.
Свободной рукой он стискивал ей грудь, а потом опустил голову. Она вскрикнула, почувствовав на своей коже его зубы.
Кровать скрипела, стены дрожали, и, вне всякого сомнения, тряслась Земля. Дверь спальни была широко открыта, и в любой момент могли вернуться Джерри с Марго. Ну, чем не идеальное завершение дня — быть застигнутой, трахающейся с Чёрчем?
«Это было бы потрясающе».
Жёсткие толчки замедлились. Он прижался к ней всем телом, жертвуя неистовостью и скоростью ради глубины и разгона. На ее взгляд, и то, и другое было одинаково круто, но проделав это одно за другим, он вызвал у нее в мозгу короткое замыкание. Она что-то бормотала, улыбалась и плакала.
— Я ждал, — выдохнул он ей в ухо. — Очень, очень долго ждал тебя, Эмма.
Он впервые назвал ее по имени. До этого момента Эмма этого даже не осознавала. Это не должно было стать большим событием, однако стало. Услышать, как с его губ срывается что-то настолько личное, что-то такое, что принадлежало лишь ей... что ж. Больше оно ей не принадлежит, так ведь? Теперь оно безраздельно принадлежит ему.