— Сегодня вечером ты особенно неотразима, мама. Грандиозные планы?
— Мы едем в город, — ответил Джерри. — Как приятно видеть, что вы помогаете друг другу. Думаю, это на самом деле очень хорошо, ребята. Пол может помочь тебе с оценками, а ты, Эмма, возможно, познакомишь его с какими-нибудь своими подружками.
«ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА».
— Возможно, Джерри. Возможно.
Когда их родители, наконец, ушли, Эмма быстро схватила с пола джинсы. Она начала рыться в карманах, но Чёрч вырвал их у нее из рук. Он вытащил из них портсигар и, удерживая в руках ее сигареты, словно заложников, снова бросил джинсы на пол.
— Не хочу показаться грубой, — вполголоса сказала она. — Но, по-моему, твой отец — самый тупой человек из всех, кого я встречала.
— Джерри ещё тебя удивит.
— Он хочет, чтобы я познакомила тебя со своими “подружками”. Ты ведь уловил эту часть, да?
— Ну, я — выгодная партия, а он — мой отец.
— Чёрч... мы регулярно трахаемся. Как он может этого не знать?
— Потому что я трахаю тебя, только когда его нет дома, или он в отрубе, или, когда я уверен, что ты не издашь ни звука. Не пытайся сменить тему — заканчивай свою историю.
Эмма застонала и провела рукой по волосам. Когда входная дверь захлопнулась, она, наконец, снова заговорила.
— Я плохо помню своего отца. Иногда он был ко мне добр, а иногда бил. Потом он начал бить Марго, что, как я думаю, было уже слишком. Она сбежала от него посреди ночи. С тех пор я его не видела. Вот, собственно, и всё.
— Ага, чёрта с два. Как он тебя бил? Что именно он делал?
— Я не хочу об этом говорить.
— Очень жаль, потому что я хочу.
Эмме стало нечем дышать. Она знала, что Чёрч намерен услышать всё, и была рада, что ему хочется больше о ней узнать, но легче от этого не становилось. Чёрч был словно компьютер. Он впитывал информацию, собирал данные, считывал их, интерпретировал. Но совсем необязательно, что он всё это понимал, особенно когда речь заходила о чувствах. При желании Чёрч очень хорошо имитировал эмоции — мог по команде улыбаться, смеяться, возможно, даже заплакать. Однако, это не означало, что он понимал, почему остальные люди ощущали потребность это сделать. Она боялась, что Чёрч её не поймет. Догадается, что она еще более сумасшедшая, чем он предполагал.
— Я все тебе расскажу, когда ты начнешь предаваться воспоминаниям о том, как дорогая мамочка избивала тебя деревянной ложкой, — огрызнулась она.
Тишина. Потом скрип половиц. Движение. Он посмотрел на нее сверху вниз.
— Это была не деревянная ложка, — наконец, сказал Чёрч. — А разделочная доска.
Хммм, а вот это уже интересный поворот. Эмма не могла решить, впечатлена она или нет. О какой разделочной доске шла речь? Об одной из тех декоративных, на которых подают сыр? Или о той здоровой хреновине, которую достают на День благодарения? На ее взгляд, в обеих не было ничего хорошего.