Именно из конюшни я и выскочила на шум во дворе как была, — в пыли, земле и саже на платье, в паутине и соломе на растрепанной голове, — а вовсе не из-за привычки ходить чучелом с утра до вечера!
А в этот момент у крыльца особняка из кареты выходила, опираясь на руку незнакомого, показавшегося мне огромным мужчины эффектная дама в облаке белых шелков и кружев, в сверкающих на солнце драгоценностях, с длиннющей полупрозрачной фатой, прикрепленной к высокой белокурой прическе.
Она была похожа на фею, если бы не уродливо кривившийся рот. Недовольство гостьи вызвала фата, зацепившаяся за что-то в карете. Мужчина пытался ее отцепить, одновременно поддерживая под руку прекрасную леди.
— Никакая она не фея, а самая настоящая фифа, — пробурчал Конни, и я поняла, что мой рыцарь только что про себя восторгался какой-то незнакомой теткой! Как же я разозлилась в тот миг!
Увидев нас с Конни, который выглядел еще чумазей и оборванней, чем я, благородная наследница Виннеров, дама взвизгнула:
— Кто это? Нечисть? Как эти грязные нищие оборванцы посмели явиться мне на глаза?!
Я задохнулась от возмущения.
Тут рука фифы соскользнула, нога подвернулась. Одновременно раздался треск ткани и… хотела бы я сказать «грохот падения», но незнакомец умудрился подхватить женщину, не дав ей упасть на пыльную брусчатку двора. Обошлось перепачканным платьем, потерявшим сияющую белизну, и порванной фатой.
— А-а-а! Мое платье! — заорала дама. — Это все из-за них, Энди! Выпороть и прогнать!
Вырвав руку из ладони приятеля, я шагнула вперед, распрямила спину до хруста и задрала голову:
— Я не нечисть! И не нищая! Я — виконтесса Виннер, дочь Королевского лесничего. А это — мой друг Конни. А вы кто такая, сударыня, что явились в мой дом и орете тут?
Кто-то испуганно охнул. Лакей, застывший у парадной двери, покачнулся и прикрыл ладонью глаза. А через двор со стороны сада во весь дух бежала моя нянька Грета в сопровождении двух горничных.
— Простите, господин! — еще издалека начала кричать Грета. — Простите ради Всеблагих! Не успели мы найти ее и запереть. С утра искали! Простите! Ради Семилетия… праздник у дитяти сегодня. Не губите!
Подбежав ближе, она бухнулась на колени перед застывшей парочкой — фифой, уже пришедшей в себя и брезгливо поджавшей кроваво-красные губы, и мужчиной, повернувшимся, наконец, к нам лицом.
Жизнь приучила меня соображать быстро с малых лет, и я мгновенно догадалась, у какого господина моя бывшая кормилица может так униженно вымаливать прощение, перед кем оправдываться, кого должна была найти и запереть.