Оказывается, еще до прибытия мэз Вандерия пообещала ему во время очередного сеанса с пиявками, что у него будет ритуал с каждой из мэз. Но Зен отказался от такого заманчивого предложения. Он заявил, что если бывший имперец, который итак уже очень хорошо устроился в крепости, получит еще и мэз, безо всяких усилий, то это не понравится остальным, и добавил, что «ритуалов» в его жизни будет еще очень много, а пока он легко может потерпеть, чтобы укрепить свое положение.
Так что с самого начала Зен не претендовал на мэз, и они знали, что вот этот яркоглазый молодец пока не заслужил священного права касаться их. Местным такой расклад тоже очень пришелся по душе; вот и причина того, что они довольно терпимо относились к нему, чужаку. Тогда, в ту памятную ночь, он хотел пройти огненную полосу чтобы только испытать себя на прочность… Но я-то не знала этого! Вместе с зажженным тогда огнем во мне вспыхнула ревность, не оставляющая сомнений в том, что Зена я считаю своим… В ту ночь я совершила ужасную ошибку. Хотя, как посмотреть…
Когда Зен был далеко, одни и те же мысли посещали мою голову: не надо было завязывать эти огненные отношения. Но стоило ему появиться, подойти, как доводы рассудка и сожаления сгорали в желании.
Раньше я считала, что желтоглазый, как и все имперцы, ничего не знает о том, как обращаться с женщиной, и может только грубо ее пользовать. Как я ошибалась! Единственное, чему его пришлось учить, так это поцелуям, и он быстро овладел этим искусством. Во всем остальном он и так был умел… Иногда мы набрасывались друг на друга, как оголодавшие, и все происходило бурно, быстро, а иногда неторопливо изучали друг друга губами, руками, взглядами, доводя по очереди до исступления.
Моменты близости воспринимались как помутнение, другая реальность, сны, и выжимали все силы. Мы расходились выжатые… Как-то раз после такой встречи ко мне зашел Кетней с рисунком – хотел показать мне очередную свою задумку. Он сразу все понял по моему виду, и, покраснев, проговорил:
— Я не помешал?
— Нет, — выдохнула я, и, отвернувшись, стала греметь горшками.
Юноша дошел до стола, привычно разложил на нем рисунки и, дождавшись, когда я подойду, спросил моего совета. Очки мои были практически готовы, наконец, удалось собрать что-то более-менее легкое, оставалось лишь подогнать оправу по мне, так что у Кетнея появилось время и на другие заказы. Мы углубились в обсуждение очередного заказа, я подправила кое-что на рисунке. Кетней, казалось бы, забыл про неловкость и то, какой меня застал, но как только мы закончили, и он свернул лист в трубочку, чтобы унести, на его лице снова расцвело румянцем смущение.