Гуи разжал лапу, и я полетела вниз.
«Не худшая смерть», — подумала я, стараясь найти хоть что-то положительное во всем этом.
Падала я недолго. Гуи отпустил меня, чтобы схватить удобнее. Поймав меня
лапой поперек туловища, «птичка» продолжила полет. Оказавшись в более-менее подходящем для полета положении, я опустила ладони на лапу гуи и, набрав воздуха, крикнула, что я женщина.
Я особо ни на что не рассчитывала, но получила ответ.
— Вижу! — донеслось сверху.
Всадник! Я спасена! Меня точно не сбросят с высоты и не съедят!
От радости я открыла глаза. Зря: ледяной воздух нещадно «ударил» в них, вызывая слезотечение, и ничего, кроме серости и смазанности, я не смогла разглядеть. Смирившись с тем, что насладиться первым в моей жизни столь экзотическим полетом не получится, я попробовала расслабиться, чтобы уменьшить неприятные ощущения. Это ничем не помогло. Было холодно, невероятно холодно, в ушах свистело, на живот давило, ноги бестолково висли в воздухе.
Я потерпела минуть пять-семь, и когда давление в животе стало совсем нещадным, и мне показалось, что от очередного рывка (гуи летел весьма неровно, ловя потоки воздуха) у меня через рот вылезут внутренние органы, предупредила всадника:
— Сейчас умру!
Всадник явно меня не расслышал: свист воздуха «съел» мой приглушенный крик. Тогда, лучше подготовившись, я крикнула снова:
— Сдохну ведь!
На этот раз меня услышали.
— Поняла!
«Всадник – женщина!» У меня резко прибавилось причин для радости, так что я даже на целый миг перестала тревожиться насчет своих внутренних органов. Гуи пошел на снижение, повинуясь всаднице. Увы, это было не так быстро, как мне бы хотелось. Пернатый мог молниеносно опуститься, только если бы пошел на пикирование, а этот маневр бы меня просто убил, и всадница понимала это. К моменту, когда большая птичка опустилась, я уже несколько раз побывала в обмороке, коим тело мое, не выдерживающее таких перегрузок, сообщало: пора заканчивать с экстримом.
— Сейчас слезу, жди!
Я ответила страдальческим стоном. Наконец, давление с тела пропало, и я стекла жижей в руки похитительницы… спасительницы… или, учитывая полет, мучительницы?
— Все-все, дыши, — сказала она прерывистым хриплым голосом.
Органы чувств мне гнусно изменили: я не ощущала ничего, кроме иллюзии продолжающегося полета. Я попробовала хотя бы как-то встать, подобраться, но не смогла. Только пробулькала то, о чем уже говорила:
— Сей…час ум…ру…
— Умирай, — разрешила всадница весело, — Вандерия пробудит тебя из мертвых.
«В мире Циты нет покоя даже после смерти», — подумала я и сдалась.