Меня запирают в той же камере, в которой я жила, когда впервые попала сюда. Помню, как Николай спас меня из лап насильников только ради того, чтобы привезти сюда и запереть. Я пробыла здесь несколько недель. Охранники со мной не разговаривали. Меня лишали сна и еды. Избивали. А через несколько недель снова «появился спаситель» и сказал, что просто вынужден был оставить меня здесь. Мне было тринадцать. Я потеряла родителей, меня разлучили с сестрой, чуть не изнасиловали… Маленькой девочке он казался рыцарем-защитником, которого у нее никогда не было. И как я должна была поступить в обмен на его доброту, внимание и восхищение? Должна была стать сильной. Должна была убивать. И пока делала это, я верила, что у меня есть его любовь. Думаю, мне это было необходимо, потому что, хотя Николай и выбивал из меня (в буквальном смысле этого слова) способность чувствовать, хотя он и заставил меня выстрелить в Алекса… разве не любовь наш единственный стимул в этом мире? Мы все-таки люди, поэтому стремимся к ней, нуждаемся в ней и готовы ради нее на все. Это наша главная и неизбежная слабость.
Я продала за любовь свою душу. За любовь к человеку, который использует преданность преклоняющихся перед ним детей, чтобы создавать из них свою армию.
Глава 22
Неро
Как только Уна завершает разговор, меня охватывает ослепляющая ярость. Я пытаюсь перезвонить ей, но номер уже недоступен. Как она могла пойти на это? Издав звериный рык, я швыряю телефон через всю комнату. Угрюмый Джио молча стоит у двери, скрестив на груди руки. Упираясь локтями в колени и подавшись вперед, на диване сидит Джексон. Его я вызвал потому, что в данный момент мне не нужны никчемные дерьмовые советы Джио. Я жажду крови. Я хочу войны, и Джексон организует мне ее.
— Она всего в двадцати милях от базы, — говорит Джио, опуская айпад на кофейный столик. На карте мигает маленькая красная точка. Когда мы в первый раз перехватили Уну в Париже, то усыпили ее, и я приказал врачу вживить ей в шею «жучок». Сама она ни за что о нем не догадается. Надеюсь, русские не станут сканировать ее на предмет возможных следящих устройств.
— Даже если мы сумеем добраться до базы, Николай сгонит туда целую армию. Эта операция по спасению Уны будет чистым самоубийством.
Я чувствую себя совершенно беспомощным, и это невыносимо. Вцепившись в край стола и склонившись над ним, я пытаюсь убедить себя, что еще не все потеряно, что мы еще поборемся, но, черт возьми, она сложила оружие, даже не сказав мне. Она сделала все за моей спиной, поэтому у меня нет ни плана, ни способов добраться до нее. Она вычеркнула меня из состава игроков, и теперь я просто сторонний наблюдатель, а Уна вместе с моим ребенком в неприступной крепости у человека, которого она в открытую называла сумасшедшим.