— Если тебе от этого станет легче, то я тоже сейчас не очень хорошо себя контролирую.
— Знаю. И мне от этого не лучше.
Похоже, он вот-вот вскочит с кровати и выбежит за дверь.
— Пожалуйста, не уходи, — шепотом прошу я. — Не хочу, чтобы ты уходил. Останься со мной.
— Тру… — едва слышно выдыхает он.
— Я буду тихой, как мышь. Смотри, я уже сплю. — Я притворяюсь, что храплю.
Когда я слышу что-то похожее на смешок, мое сердце подпрыгивает от надежды. Я понятия не имею, почему мне вдруг так важно, чтобы он остался. Ну и разумеется, я чувствую себя в большей безопасности, когда он рядом.
Зависимой и возбужденной тоже, но в основном в безопасности.
Его вздох снова колышет мои волосы. Я могу сказать, о чем он думает. Борется между тем, остаться ему или уйти. Если он действительно уйдет, я не уверена, что еще раз вернется. Если ему удастся найти в себе силы оторваться от меня и переступить через дверь, он найдет в себе силы и держаться подальше навсегда.
Возможно, это мои последние минуты с ним.
Эта мысль вызывает небольшую вспышку паники в моем нутре.
Одним быстрым движением я переворачиваюсь, обнимаю его левой рукой за талию и прижимаюсь головой к его подбородку.
Лиам делает глубокий вдох и замирает.
Мы лежим так еще некоторое время — я прижимаюсь к нему с зажмуренными глазами, задерживая дыхание, а он изображает ледяную кирпичную стену. Его сердце словно отбойный молоток. Я не смею ни дышать, ни двигаться, ни издавать и звука.
Затем, очень медленно, лед начинает таять.
Рука, сжимавшая мое бедро до того, как я повернулась, снова оседает прямо над изгибом моей тазовой кости; его пальцы слегка дрожат. Он опускает голову на подушку, расслабляя напряженные конечности, и медленно вдыхает.
Затем обхватывает рукой мою спину и мягко притягивает ближе, закинув на меня тяжелую ногу.
Он все еще в брюках. Я не уверена, испытываю ли я облегчение или разочарование по этому поводу.
Дыхание, которое я так долго сдерживала, вырывается наружу.
Он такой большой. Большой, удобный и восхитительно горячий; его сила и мужественность окутывают меня со всех сторон.
В его объятиях я могла бы остаться на всю жизнь.
— Это плохо кончится, — шепчет он.
— Обещаю, что больше не буду двигаться. Совсем-совсем.
— Я говорю не о сегодняшнем вечере.
— Не мог бы ты хоть на полминуты перестать загадывать? Я наслаждаюсь моментом.
Он издает низкий гортанный звук: мужской звук боли или удовольствия (не могу сказать точно).
— Я тоже. Вот в чем проблема, — заявляет он.
Он нежно меня обнимает. Как будто я хрупкая фарфоровая ваза, которую можно легко разбить. Это мне нравится ровно настолько, насколько и раздражает.