— Эльза, посмотри на меня.
— Нет…
— Посмотри, — он насильно отодвигает меня и приподнимает мое лицо за подбородок. — Кто бы что ни говорил, ты замечательная девушка.
— Поэтому ты перестал со мной общаться? Потому что я замечательная?
— Нет.
— Тогда почему…
Я не успеваю задать вопрос, потому что полные губы Дана накрывают мои. Не сразу понимаю, почему он сильнее удерживает меня за шею, почему его рука на моей талии припечатывает наши тела друг к другу и почему воздух вокруг нас заканчивается.
А главное, почему я не сопротивляюсь ему и отвечаю с тем же энтузиазмом.
Хватаюсь за его плечи, как за соломинку, как за гарантию поддержки и защиты от бед. Целую такие желанные губы, пытаюсь запомнить их запах, утонуть в безумии, пока реальность вновь все не испортила. Она умеет внедряться в мою жизнь в самый неподходящий момент, и он настает.
Сейчас…
Дан резко отрывается от меня, глядя потемневшими глазами на мои припухшие от его дерзкого поцелуя губы. Оглядывает, стряхивает невидимую пылинку с моих волос и… уходит. Молча уходит из комнаты, ничего не сказав.
И снова бросает меня. Забрасывает на небеса, затем тянет за крылья на землю…
Я больше не хочу плакать. Не могу. Больше нет сил. В моей комнате не так сильно давит белый свет, постельное белье темное, мягкое. На его фоне сразу выделяется небольшая красная коробка с маленьким бантиком и записка под продолговатым красным футляром.
«Надеюсь, здесь тебе будет удобнее сохранять свои рисунки. С днём рождения, холодное сердце. Д.»
С улыбкой на лице открываю сначала футляр, где лежит белый электронный карандаш, затем коробку побольше. Внутри лежит новый планшет из яблочной серии последней модели. Как раз для рисования. Боже мой! Я давно мечтала о таком, но не решалась попросить его у мамы: слишком дорогой подарок вместе с карандашом. А он подарил вот так просто.
Может, ему не все равно…
Что это было?
Что я только что натворил? Что?
Удар приходится по груше, которая ни в чем не виновата, однако именно она помогает выплеснуть эмоции наружу. Эмоции, которые я долгое время копил в себе и дал волю в самый неподходящий момент. Наедине с ней. Когда она была подавлена и уязвима. Я дал слабину, хотя не должен был, позволил перейти черту, за которой нет ничего, кроме пропасти.
Я порой ощущал, как она смотрела на меня, чувствовал, что смогу подпустить ее к себе, и она не станет сопротивляться, понимал, что наши отношения продлятся недолго, без обязательств. Но я не могу.
Черт! Я не могу поступить с ней так!
Снова удар по груше. Отбиваю костяшки, потому что перчатки не надел: они сейчас лишние. Не хочу притуплять физическую боль. Она не будет сильнее моральной.