О самых мрачных вещах он говорил жизнерадостно, затем делал паузу и произносил, изящно взмахнув рукой (вот один из немногих случаев, когда я наблюдала, что он вообще обращает внимание на свою аудиторию): «Скажите людям, чтобы не пугались: Жирар интересуется апокалиптическими элементами в современной мысли. Это не значит, что он дни и ночи напролет грызет ногти, дожидаясь конца света. Его эстетический интерес сосредоточен на этой черте современной психологии; это требуется, чтобы людям не казалось, что по своим интересам я тоталитарист, – нет, я могу замечать и другое. В некотором роде, если взять это в кавычки, людям будет легче это принять».
Рецензии на «Завершить Клаузевица» появились в «Le Monde», «Figaro» и других изданиях, за первые три месяца разошлось двадцать тысяч экземпляров. «Ее приняли прекрасно, – сказал Шантр. – Все журналисты понимали, что Рене написал важную книгу по истории», – книгу о том, как франко-германские отношения сформировали и разрушили Европу эпохи модерна.
Как рассказывал мне Хамертон-Келли, ажиотаж в обществе был настолько велик, что в Париже к Жирару ежедневно приходили журналисты, а сам Хамертон-Келли испугался за его здоровье. Возможно, это преувеличение, но оно указывает, какая острая полемика развернулась тогда вокруг книги: ее цитировал даже тогдашний президент Франции Николя Саркози. Но когда Жирар вернулся в США – страну, которая была для него второй родиной вот уже шестьдесят лет, – в кампусе Стэнфорда его уже никто не замечал на улице и не узнавал в лицо.
…Мы
старимся,
И мир становится все незнакомее,
Усложняются ритмы
Жизни и умирания…
Т.С. Элиот, «Ист Коукер»
Одна и та же сентенция, начертанная краской из баллончика, вновь и вновь появлялась на стене дома с башней в Тюбингене: впервые кто-то вывел ее в далеком 1981 году, когда после необычайно суровой зимы повеяло весной. С годами эта фраза на швабском диалекте, изображенная обычно старинным «шрифтом Зюттерлина», стала своего рода достопримечательностью, полюбившейся туристам, так что соскребать граффити перестали. Der Hölderlin isch et verrückt gwae – в вольном переводе «Гёльдерлин не был психом».
Факт помешательства Фридриха Гёльдерлина – он родился в 1770-м, в 1843-м скончался в безвестности, но затем занял огромное место в немецкой поэзии – долгое время не подвергали сомнению, так что версию, что он сохранил рассудок, разделяли немногие. Но у нее появился неожиданный сторонник – Рене Жирар. Если не считать недолгого увлечения Сен-Жон Персом на заре научной карьеры, поэзия никогда не вызывала у него особого интереса. Но последние годы своей жизни Жирар провел с томиком Гёльдерлина.