К человеку, которого я ненавидела за то, что он не убил меня.
Но нельзя убить то, что уже мертво.
Я снова повернулась к мужу. Его глаза выпучились от боли, паники, слабости. Никакого холодного, жестокого садизма, который таился внутри, никакой высокомерной силы хулигана-мальчишки, пытающего бабочку, зная, что она не даст ему сдачи.
Это он убил меня.
И я позволила ему.
— Теперь ты бабочка, — сказала я ему.
Конечно, у него не хватило духа, чтобы выглядеть смущенным.
Но это не имело значения.
Я говорила это не для него. Или даже не для Лукьяна. Человек, которого я ненавидела. Чудовище, которое я любила.
Нет, это было для меня.
Для дочери, которой я не дала имя, потому что было слишком больно навешивать ярлык на последнюю сломанную часть себя.
— Есть много вещей хуже смерти, — продолжала я холодным, неузнаваемым голосом.
Но мне понравилось. Мне нравилась тяжесть пистолета в руке, нравились пот, кровь и синяки, покрывающие человека, который считал, что власть и боль — это его право. Лукьян был прав, вот кто я. Чудовище, которым боялась быть.
— Хочешь, покажу? — сказала я, вдавливая ствол пистолета ему между ног.
Стоны Кристофера приглушились кляпом, но для моих ушей они были музыкой. Я улыбнулась, оставив пистолет там на несколько долгих удовлетворительных мгновений.
Потом я отпустила его.
— Но ты этого не заслуживаешь, — сказала я, поднимая пистолет. — Ни одной секунды моего времени.
Грохот выстрела эхом разнесся по комнате, и от отдачи болезненно завибрировали все кости в руке и плече. Я смотрела, как из раны вытекает кровь, остатки жизни Кристофера и то, что осталось от моей человечности.
Если вообще что-то осталось.
Я думала, что после убийства человека, ответственного почти за каждый шрам внутри и снаружи моего тела _ человека, который убил мою дочь, – я буду наполнена каким-то умиротворением. Каким-то завершением.
Но нет.
Я не могла примириться с убийством, которое совершила.
Меня это не беспокоило. Дело не в этом.
— Я хочу еще, — сообщила я Лукьяну.
Он взглянул на меня, удовлетворение мелькнуло на секунду на его лице, и он посмотрел на мою пустую тарелку.
— Я попрошу Веру принести тебе вторую порцию.
Я тоже посмотрела вниз, удивленная, что вообще доела. Я даже не насладилась вкусом. Я проглотила все только из-за тонких намеков Лукьяна о питании моего тела и наказании – не в хорошем смысле – если я этого не сделаю.
— Нет, — я махнула рукой. — Я хочу еще крови.
Его бровь слегка дернулась то ли от интереса, то ли от удивления. Я еще училась Лукьяновским тонкостям.
Я знала, что он будет ждать, пока я все объясню, поэтому так и сделала.