Я не стремилась к театральности, к эпической речи, пока кружила вокруг него с пистолетом. Нет, в этом отношении я была похожа на Лукьяна. Я просто всадила ему пулю в голову и не стала заниматься пытками.
Моя рука все еще дрожала от удара пистолета, кровь пела от жара мести, когда холодные губы Лукьяна коснулись моей шеи.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, обхватив мое тело руками, притягивая меня обратно к своей груди.
Я попятилась назад.
— Я чувствую себя… не очень, — призналась я. — Никакой вины.
— Вина – это для тех, кто притворяется святым. Мы не притворяемся, — пробормотал он.
Его рука потянулась к моей, поднимая пистолет. Другой рукой он вытащил обойму и опустошил патронник. Они с грохотом упали на пол.
— Нет, — согласилась я хриплым голосом.
— Ты хорошо справляешься, — сказал он, целуя меня в мочку уха.
— В убийстве? — выдохнула я.
— В отказе от своей человечности, — сказал он мне в шею.
Мое сердце бешено забилось.
Его зубы царапнули кожу, где бился пульс. Он затарабанил сильнее от осознания того, на что способны его зубы, на что способен он сам. Вскрыть мою вену, держать меня, пока кровь не зальет нас обоих, и я умру в его объятиях. Я почти чувствовала, как влажная липкость прилипла к нашей коже.
Вместо зубов его губы кружили вокруг этого места, целуя, пробуя жизнь, бьющуюся под моей кожей.
Я откинулась назад, испытывая одновременно облегчение и некоторое разочарование от отсутствия крови, несмотря на тонкую струйку, ползущую к нашим ногам от стула с трупом.
Губы Лукьяна оторвались от моей шеи, и он повернул меня.
— Я все уберу, — сказал он, кивнув на тело. — Подожди меня в нашей комнате.
Теперь это была наша комната. Без разговоров и вопросов. Однажды все мои вещи исчезли из моей старой комнаты и оказались в шкафу Лукьяна, набитом костюмами. В два раза больше моего.
Мои туалетные принадлежности были аккуратно разложены в его ванной точно так же, как и в той, что была напротив.
Я ничего не сказала.
И он тоже.
— Хорошо, — прошептала я, приподнимаясь на цыпочки, чтобы прижаться к его губам.
Я не могла удержаться, чтобы не скользнуть языком внутрь, пробуя его на вкус.
У меня это получалось все лучше. Прикасаться к нему. Целовать его. Теперь не так страшно. Хотя я всегда буду бояться Лукьяна. Но я теперь более склонна игнорировать свой страх, позволяла ему возбуждать меня и подпитывать.
Он издал горловой звук, и его рука потянулась к моим волосам, дергая их и углубляя поцелуй.
Можно было с уверенностью сказать, что Лукьяну понравилась моя уверенность.
Его губы отпустили мои.