— Я не убью тебя за то, что ты предал меня, — выплюнула я. — Я не занимаюсь убийствами, — даже когда слова слетели с моих губ, я почувствовала в них привкус лжи.
— Это я побудил тебя отказаться от человечности, — сказал он. — Следовательно, я тот, кто столкнется перед лицом с тяжестью своих грехов.
Я рассмеялась.
— Ты не веришь в бога, поэтому не можешь верить в грехи.
— Я верю в тебя, — возразил он. — Следовательно, любое действие, направленное на умышленное причинение тебе вреда без должного умысла, является грехом. Величайшим грехом.
Я уставилась на него, ненависть жгла мою кровь, а ярость ее преследовала, потому что эта ненависть все еще управляла моей отвратительной и жалкой любовью к нему.
— Ты веришь в меня? — спросила я. — Ну, а я ни во что не верю, так что, думаю, это возвращает нас к тому, с чего мы начали, Лукьян.
Мой стул отскочил назад, звук скрипнул в воздухе. Я бросила салфетку на стол и встала, как плохая актриса в худшем голливудском фильме. Затем я повернулась на пятках и вышла, хлопнув за собой дверью.
Я ненавидела его. Очень сильно. Хотела пробежать миллион миль подальше от него.
Так что в конце концов я возненавидела себя еще больше, чем его. Потому что единственным местом, куда мне можно было убежать — комната, в которой я проснулась, словно, целую жизнь назад.
Потому что я больше никуда не могла уйти.
Мой сломленный разум не давал сил выйти за эту дверь, даже если тот мир снаружи не способен сокрушить меня больше, чем Лукьян.
Но потом, когда я меньше всего этого ожидала, в комнату ворвался внешний мир.
И он ударил меня по лицу.
***
Лукьян
За всю трапезу он не смог проглотить ни кусочка. Черт побери, за последние четыре дня он почти ничего не мог съесть. В основном он просто сидел в своей командирской комнатке, наблюдая за ней. Наблюдая за каждым ее движением, позволяя всему остальному исчезнуть.
Это было нездорово.
Это было нелогично.
Он был ошеломлен своей способностью так прочувствовать ее слова с их последней встречи. То, что она говорила. В ее прекрасных глазах виднелась абсолютная боль и предательство.
Это было хуже, чем любая смерть, которую он видел в бесчисленных глазах за десятилетия своего бизнеса.
Она станет его смертью. Это было правдой. Он знал это до мозга костей. Он всегда был уверен, что покинет эту землю на своих собственных условиях.
Но теперь он был уверен, что все решит она.
Он презирал каждую секунду последних четырех дней. Его кожа была неудобной, невыносимой. Его первоначальный план состоял в том, чтобы терпеливо ждать, пока она оправится и сама придет к нему. Он позволил ей сделать первый шаг. Хотел вернуть себе власть.